Бровка приказал бить по врагу прямой наводкой, и батарейцы подожгли еще два танка.
Четвертый повернул назад.
Бровка вздохнул, вытер пот со лба, присел на землю, глядя перед собой невидящим взглядом.
Танковую атаку они отразили, но успех достался им дорогой ценой. Возле орудий лежали убитые бойцы, и кровь уже не сочилась из их ран.
Над ними склонились живые. С каким-то мрачным недоумением всматривались они в побелевшие лица погибших товарищей. Молча прощались с ними. И у каждого под сердцем растекался холодок… Впервые они встретились так близко со смертью.
Многих ранило осколками снарядов, разорвавшихся в расположении батареи. Товарищи оказывали им первую помощь. Отправить их было некуда — батарея дралась с врагом в одиночестве, изолированная от остальных подразделений полка, потерявшая связь с командованием…
И раненые артиллеристы, наспех перевязанные, шли, ползли к своим орудиям — чтобы достойно встретить новый натиск врага, чем можно помочь своим товарищам.
Батарея Бровки приняла первое боевое крещение, и из этого сурового испытания артиллеристы вышли не сломленными, а, наоборот, почувствовали в себе еще большие силы и решимость громить врага; вид убитых товарищей не испугал их, а наполнил их души лютой ненавистью к фашистам. Сумрачные их лица словно затвердели — и все, как и Бровка, молчали. После того как бой кончился, никто не проронил ни слова.
В полку уже не было ни одного подразделения, которое не сражалось бы с врагом. Правда, связь между ними и штабом полка постоянно прерывалась, и, в сущности, каждый батальон, а то и рота и взвод вели бои сами по себе, сообразуясь с обстоятельствами и конкретными действиями противника.
Майор Миронов уже не столько отдавал распоряжения, сколько мучал вопросами начальника штаба капитана Шишкина: где батарея Бровки, где батальон Орлова, где минометчики?
Чаще всего Шишкин в ответ только разводил руками. Сведения о судьбе тех или иных подразделений приходили в штаб полка самые обрывочные.
Выяснилось, что батальон Орлова попал в окружение. Но насколько успешно он отбивается от немцев, какие понес потери, в каком направлении пытается прорваться и каков результат этих попыток — было неизвестно. Рота минометчиков, замыкавшая колонну второго батальона, по слухам, распалась. Вроде бы их командир с горсткой своих бойцов пробрался в расположение батальона Орлова, больше о нем никто ничего не знал. Миронову оставалось полагаться лишь на остатки первого батальона и четвертого, командование которым принял на себя Ехилев, но особенно на менее потрепанный второй батальон капитана Вербы и на батарею Бровки.
О том, что батарея цела и действует, Миронов мог судить хотя бы по тому мощному обстрелу, какому подвергла она сенинское кладбище. Потом орудия смолкли, Серов отправил к Бровке группу связистов, но связи с батареей до сих пор все не было. Она дала знать о своем существовании немного спустя громом новых залпов; Миронову донесли, что к батарее направились фашистские танки и, видимо, Бровка завязал с ними огневой бой. Миронов послал к батарее двух связистов с приказом Бровке: держаться до последнего, не дать танкам пробиться к пехотным частям и к штабу полка. Но удалось ли его посланцам достичь батареи, Миронов не знал. Он вызвал к себе Серова, тот явился потный, запыленный, с каким-то обреченным выражением лица: как ни старались его связисты, но им пока мало чего удалось добиться, и Серов ждал от майора разноса.
Миронов глянул на него исподлобья:
— Почему до сих пор нет связи с батареей Бровки? Вы ведь посылали туда своих людей?
— Товарищ майор, к Бровке тянуло связь отделение старшины Баталова. Вот только что от них прибыл связной. Отделение вместе с катушками увязло в трясине и не может из нее выбраться.
— Это черт знает что! — рассвирепел майор. — Никому ничего нельзя поручить! Как они очутились в трясине? Вы слышите, откуда доносятся залпы нашей батареи? По дороге к ней нет никаких болот!
— Так Баталов и вел связистов как раз в том направлении. А по пути им встретился лейтенант Лайкин…
— Помкомвзвода разведки?
— Он самый, товарищ майор. Так вот он и заслал Баталова в трясину…