– Эта Каммо – не моя Ма.
– Верно.
– Тогда кто она? И где Ма?
– Посмотрите на вашу Нани, – говорит стервятник, – и, прошу вас, будьте внимательнее.
Нани оглядывается на дом, пламя уже начинает подниматься. Вид у нее невозможно грустный, но в ее долгом, медленном выдохе Ади чувствует облегчение. Одна ее рука крепко обнимает Каммо, а другая лежит на выпуклом животе, мягко лаская его. Лишь спустя несколько минут до Ади доходит, что это значит. Ему встречались лишь два типа людей, гладящих свои животы: мужчины, любящие курицу в масле и прилюдно рыгать, и беременные женщины.
Ма еще не родилась.
Мотоцикл вырывается из лабиринта домов и выезжает на широкую дорогу, пустынную в этот час, освещенную лишь бледной луной, сияющей над обугленной землей. Позади них Ади различает огни города вокруг силуэта огромного форта и сияющие белые купола огромной мечети рядом. Они похожи на Красный Форт и Джама Масджид, думает он (может быть, это Дели), пока не замечает на шоссе белый указатель. Чтобы разобрать надпись, Ади приходится наклониться и напрячь глаза. «Лахор, 3 мили» – вот что там написано.
Лахор в Пакистане?
Нана и Нани останавливаются и смотрят на горизонт, на клубы серого дыма, которые поднимаются высоко над городом в безвоздушную ночь, как столбы, удерживающие тьму. Что-то шепотом сказав Нани – Ади едва может разобрать слова, – Нана разворачивает велосипед и с новой решимостью трогается с места, Нани крепко прижимает к груди Каммо. На другой стороне горизонт тоже затуманен облаком мерцающего дыма, и Ади чувствует отчаянное желание крикнуть им, что они выбрали не тот путь, что они движутся навстречу морю огня. Но тут он видит указатель на другой стороне дороги: «Амритсар, 28 миль».
Амритсар в Индии.
Это настолько странный, потусторонний образ, что Ади требуется мгновение, чтобы по-настоящему его увидеть. Чуть дальше по шоссе на обочине стоит небольшой грузовик, который поглощает оранжевое пламя. На земле рядом сидят бок о бок в луже двое мужчин со связанными за спиной руками. Это сардаар-джи, но их тюрбаны лежат перед ними, покрытые локонами грубо остриженных волос. Головы свисают на грудь, губы трясутся, с них капает слюна, а глаза открыты, но не моргают. На коленях они держат бледные клубки кишок, лезущих из распоротых животов. Ади понимает, что черная лужа, растущая вокруг них, гуще воды. Он снова смотрит на их лица и на мгновение видит, как они превращаются в лица мальчиков, в лица Санни и Банни. Ади чувствует, что у него перехватывает горло, он не может дышать. Он открывает глаза и сглатывает. Спрыгивает с уступа, приземляется на террасу и убегает прочь.
4. Все ли было в порядке?
Однажды вечером, когда Ади собирался готовиться к завтрашней контрольной по естествознанию, раздался звонок в дверь, и он чуть не вскрикнул. Прошла целая неделя с их встречи со стервятником, и, хотя он думал, что выбросил все из головы, порой казалось, что его тело застряло на выступе на террасе, ноги неудержимо подергивались каждый раз, когда Ади пытался усидеть на месте, а дыхание при малейшем звуке замирало от страха.
Пока он сидел в дрожащей тишине, широко раскрыв глаза, уши уловили знакомый звук, доносившийся из-за входной двери. Он был слабым, но безошибочным – позвякивание стеклянных браслетов. Ади спрыгнул с дивана и побежал открывать дверь, споткнувшись о край ковра, но не остановившись.
Много лет назад, в туманные зимние дни, они с Ма ходили на небольшой рынок дальше по дороге, к журнальному киоску, где были все лучшие комиксы – и привычные «Чача Чаудхари» и «Супер Коммандос Дхрув», и последние «Арчи» и «Сабрина», и его любимые истории и мифы Амар Читра Катхи. Ма просила его выбрать что-нибудь одно, но он минут пять метался от одного к другому, и в конце концов она разрешала ему взять два журнала, пытаясь казаться раздраженной, виновато глядя на продавца и закатывая глаза, но с трудом удерживая улыбку и будто стараясь скрыть счастье. Именно так Ма улыбалась и сейчас, стоя у двери.
Она поставила чемодан и поспешила обнять Ади. Он пытался сопротивляться, дать понять, что не собирается ее прощать, но она удержала его в объятиях, хоть и с трудом.
Вместо сари на ней была курта, бледно-зеленая с блеклыми цветами, как в садах Великих Моголов, которые он помнил по ее старым фотографиям. Ади застрял в ее руках, ее пальцы щекотали ему ребра, он боялся, что разразится смехом. Лишь потом он понял – настоящая опасность заключалась в том, что он мог разразиться слезами.