Дрожь пробежала по ее спине.
Что это означает? Вероятно, ничего особенного. Возможно, Джон был уже просто не в состоянии сказать что-либо вразумительное… И хватит об этом. Хватит! — приказала себе Шер.
Майкл встал, отодвинул ее стул и протянул какую-то визитную карточку:
— Позвони редактору сегодня же. Ее зовут Мэри Рассел.
— Прекрасная ирландская фамилия.
— Как и Шерилин Гэндон, — улыбаясь, напомнил ей Майкл.
Она усмехнулась в ответ.
— Я, конечно, позвоню, но не могу понять, почему она считает именно меня подходящим автором. Если ей нужно исследование ирландского фольклора, так он весь на гэльском языке, а я в нем ни бум-бум… А вот Джон знал его хорошо…
— Уверен, ты справишься. Мэри хочет нечто с личностной окраской. Учти, тебе придется выехать уже через месяц. Предельный срок представления рукописи — май или июнь. Это не так много, как кажется. Ну, что я могу сообщить, что мы договорились?
— Да, разумеется, — ответила она не очень весело.
Солнце светило ярко, почти насмешливо. В Нью-Йорке почти никогда не бывает яркого солнца. Понятное дело. Она собирается уехать, и вот, пожалуйста, — солнце.
Шер вовсе не была уверена, что хочет вернуться в Ирландию, но знала, что ей придется это сделать. Прошлое постоянно было с нею, притягивало ее, хотя она себе в этом не решалась признаться. Но вот уж кто будет совершенно счастлив — так это сын. Долгие каникулы вдвоем с матерью, да еще в Ирландии — отличный ему подарок.
Она созвонилась с Мэри Рассел на следующий день и вздохнула с облегчением. Во-первых, Мэри была очень любезна. Во-вторых, она видела книгу не простым путеводителем по достопримечательным местам. Она ориентировалась на более взыскательного читателя. И предложила Шерил, чтобы ее рукопись сочетала взгляд на современную Ирландию и экскурс в прошлое, которое объясняет ее настоящее. Словом, не описание, а скорее понимание этой страны.
Шер поразилась, узнав, что в дополнение к внушительному авансу она получит изрядную сумму на расходы, предназначенные на исследования, которые понадобятся, а весной к ней присоединится и фотограф. Это превзошло все ее ожидания.
Ей пришлось позвонить родителям в Бостон, известить их о своих планах. Мать больше всего беспокоило, что дочери придется вернуться туда, где она пережила такую трагедию. Но она как могла, успокоила ее, да и себя заодно. Только после этого Шернл зашла в комнату сына. Заложив руки за голову, Крис смотрел что-то по телевизору. Увидев ее, он заулыбался.
— Мы и правда уезжаем, ма?
Она подошла, взлохматила его волосы.
— Да, сынок, мы действительно уезжаем, — сказала она задумчиво.
— Там умер мой папа, — тихо произнес Крис.
Она заметила, что он наблюдает за ней краем глаза.
— Нам необязательно посещать тот городок, — услышала она свой ответ.
Но посетим, подумала она, и мурашки побежали по ее спине. Я знаю, что посетим…
— Я бы хотел, — проронил Крис, и она удивилась зрелости семилетнего мальчугана. — Я хотел бы посмотреть, где он похоронен.
Произнес он это без боли в голосе — он же не знал отца.
— Я ведь наполовину ирландец, — не без гордости бросил он.
Ей показалось, будто у нее на секунду остановилось сердце. Потом оно вновь забилось нормально.
— Да, дорогой, ты отчасти ирландец. — Она поцеловала его в лоб и натянула на него одеяло. — Выключай телек, уже поздно.
Он послушно нажал кнопку, и комната погрузилась в темноту. Она была уже в дверях, когда снова услышала его голос. Какой же он, в сущности, еще ребенок, когда говорит: «Ма, я люблю тебя!» До слез трогательно и нежно, счастливо подумала она.
Шерилин долго вертелась, но, сколько бы она ни взбивала подушки, никак не могла уснуть. В конце концов, она забылась. Потом пришли сны, которые не посещали ее уже несколько лет. Их заполнили образы Джона — смеющегося, рассказывающего ей легенды, подшучивающего над ней.
С невероятной четкостью она увидела и себя рядом с ним и без него. Как он исчез, а она бросилась его искать в одной белой шелковой ночной рубашке. Выбежала в ночь, пересекла лужайку, очутилась у утеса, где слышался зов и где ей повстречался мужчина — могучий, как Бог. Она не верила в его реальность, но он был, и его голос перекликался с отдаленными звуками труб и флейт. Он закутал ее во что-то теплое, вроде пальто, твердо взял за руку, чтобы она не сорвалась с крутизны утеса, а когда они нашли внизу Джона, настойчиво прошептал:
— Уходи, девочка, он тебя не слышит. Уходи…
Сильные руки подхватили ее, когда она упала.