Мы старались, правда. Но запала хватило не надолго: мы слишком устали.
И сорвались.
Мы сорвались прямо на празднике – был день рождения его матери. Он опять опоздал, я упрекнула, он взорвался… Мы разошлись по разным углам и перестали разговаривать. Его отец и мать по очереди мягко разговаривали с нами, пытаясь уговорить опять общаться.
Почему-то попытки родителей нас примирить вызывали только очередной всплеск негодования, как будто поддерживали затихающий огонь. Раззадоривали сильнее.
Я поняла, что больше не выдержу, хлопнула дверью, и уехала на такси куда глаза глядят. Попросила водителя покатать меня по городу – он согласился. Наверное, я устрашающе выглядела. Размазанная тушь, на щеках черные потёки, лицо красное. Всё время, пока мы наворачивали круги, я смотрела в окно на осенний город и из моих глаз беспрерывно лились слёзы.
Телефон я отключила.
Я приехала домой разбитая и усталая, с больной головой. Марка не было. Он остался у матери.
Почему-то это показалось мне очень обидным. Чего я хотела? Наверное, чтобы он бросился домой и ждал меня, волновался, не в состоянии дозвониться. Дозвониться! Телефон!
Я включила его – два пропущенных вызова. Оба не от него. Один от мамы, другой – от сотового оператора.
И я сломалась.
Всё.
Бесполезно.
Дрожащими руками взяла телефон, несколько раз пыталась набрать номер, бросала, и снова пыталась.
Решилась.
Дозвонилась.
Услышала тихое “Алло”, набрала в грудь воздуха и, стараясь говорить твёрдо и спокойно, ответила.
– Знаешь… нам пора расстаться. Я ухожу.
Молчание. Молчание. Молчание.
Я бросила трубку.
Вот и всё.
А через пару часов мне позвонила его мама. Извинялась, говорила, что Марк сильно напился, ему плохо. Не хочу ли я забрать его домой? Я ответила – нет, пусть ночует там.
И уже через час безостановочного хождения по кухне не выдержала.
Вызвала такси и помчалась к родителям Марка. Меня гнал страх.
Что, если ему станет плохо?
Что, если он что-то сделает с собой?
Что, если я неправа – и причинила боль родному человеку, хотя просто могла перетерпеть?
В просторный дом родителей Марка я забежала, как будто за мной гнались. Не обращая внимания на предостерегающий окрик, взлетела по широкой лестнице на второй этаж, туда где была комната Марка.
И застыла на пороге.
Глава 36
Нет.
Не может быть.
Мне кажется, кажется!
Это неправда…
Марк был в комнате не один.
С другой женщиной.
С той самой подругой семьи, которая так подчёркивала свою независимость – и слишком часто оказывалась в гостях, когда там были мы.
Мир пошатнулся и разбился на много острых, жалящих осколков. Стало трудно дышать. Я попятились назад, не сводя глаз с картины, которая мне открылась. Абсурдной, невозможной картины.
Шаг назад, ещё шаг.
Лестница.
Взяться за перила, потому что ноги не держат.
Вцепиться, потому что руки дрожат.
Развернуться – осторожно, медленно.
Навстречу мне поднималась мать Марка. С сочувственной улыбочкой, фальшивой насквозь – как же я раньше этого не понимала? Почему не замечала?
Она смотрела на меня, видела, что я всё поняла. И перестала притворяться.
– Что же ты так… внезапно. Зачем было торопиться? Зашла бы сначала поговорить, мы бы успели предупредить Марка. Как неудобно получилось! – елейно, с торжествующей улыбочкой.
Фальшь.
Отвратительная фальшь.
Приторная, неприкрытая.
Мне стало тошно. Заболела голова, сильно сдавило в груди. Я не стала ей отвечать, не стала ничего говорить, не стала прощаться. Всё было ясно и так, а соблюдать правила вежливости я не собиралась. Не видела смысла. Больше для меня этих людей не существует.
Не помню, как я приехала домой. Что угодно могло случиться со мной в эту ночь, я была настолько не в себе, что меня могли ограбить, завезти куда-нибудь, убить – и я бы не сопротивлялась. Мне было всё равно.
Мне было плохо.
Плохо, плохо, плохо.
В голове без перерыва крутились события сегодняшнего дня – ссора, мои роковые слова, звонок свекрови, обнажённая пара в постели… теперь мне было ясно, зачем мне позвонили. Зачем вмешались именно в этот момент. Это полностью меняло моё отношение к ней. К ним.
Поздно.
Как я жалела о своих словах! Всё думала – если бы отмотать время назад, если бы не говорить, что я ухожу – что было бы? Мы помирились бы? Надолго ли? И потом расстались бы опять? Сколько раз бы это повторялось, пока мы бы не иссякли?