Выбор был невелик: либо страдать от голода и холода на улицах столицы, но свободной, либо в доме старейшины Уго — лишенной любых прав и даже собственного «я».
Никто из послушниц не стал бы задаваться таким вопросом, но мой отец, повидав мир и взяв в жены девушку из столицы, дал мне особое воспитание. «Еретик, — говорила сестра-наставница Анея. – И тебя вырастил еретичкой».
Впрочем, нынешнее неприкаянное положение, в котором я очутилась после ухода из Общины, сложно было назвать настоящей свободой – слишком высокую цену приходилось за нее платить.
Никто не стоял надо мной, некому было наказывать меня, некому было принимать решения, пренебрегая моими желаниями. Но для человека, непривычного к свободе, отсутствие хозяина становится тяжелым испытанием.
Права была Резалинда — к самостоятельной жизни среди мирян я была не готова. В защищенном мирке общины, при всех его тягостных ограничениях, у меня был дом и еда, я была окружена знакомыми и друзьями и всегда могла получить помощь или добрый совет.
Я тяжело вздохнула, достала газету, зажгла свечу и перечитала странное объявление. Затем развернула карту Аэдиса и начала изучать. Вот он – квартал Мертвых Магов. Небольшой квадратик, на котором схематично изображены старинные здания с рогатыми башенками и черепичными крышами. Рядом надпись старинной вязью: «Магисморт» — так звучит историческое название квартала на староимперском.
Доходный дом госпожи Резалинды находится на другом конце столицы, в Котлах — предместьях, где живут мастеровые, мелкие барыги, отставные моряки и сброд всех мастей. Вздумай я направиться завтра в дом лорда-архивариуса, о котором так нелестно отзывалась моя хозяйка, мне бы пришлось пройти до самого Наоса – центра города. Не меньше трех лиг. Очень далеко!
У здорового, крепкого человека, идущего пешком, дорога заняла бы часа три-четыре, а если бы у этого человека еще нашлись деньги на конный трамвай или извозчика, то поездка стала бы интересной и приятной экскурсией по столице.
Денег на конный трамвай у меня не было, сил на долгие прогулки оставалось мало, поэтому я опять мысленно упрекнула себя в том, что всерьез думаю о странной вакансии.
Отложив газету, собрала скудные пожитки в потрепанный саквояж, с которым заявилась в столицу три недели назад и с которым я собиралась вернуться обратно – с позором и смирением.
Легла в кровать и попыталась уснуть. Бесполезно. Душу грызло отчаяние, а стук сердца отдавался в ушах, подобно набату. Комнату наполняли и другие звуки, которые еще больше будоражили сознание и усиливали тревогу.
За стеной слева надсадно кашлял и бормотал сосед -- бывший фабричный мастеровой. Два дня назад он лишился работы, потому что хозяева фабрики заменили его и сотню других честных трудяг новейшим магическим механизмом.
Из комнаты соседки справа раздавался пьяный смех и непристойные выкрики. Килии сегодня повезло – удалось подцепить клиента на всю ночь. Госпожа Резалинда не возражала, когда веселая девица приводила гостей, лишь бы та не забывала сунуть ей утром пару зеленых купюр за причиненное неудобство.
С улицы донесся мерный стук копыт конной полиции и отчаянная брань нарушителя, которого волокли в участок. Уже утром он понесет наказание: судебный триумвират при полицейском управлении рассмотрит его преступление и маг-экзекутор лишит несчастного нескольких лет жизни – а то и направит на алтарь верховных теургов. Свежие жертвы требовались постоянно, и в столице с правосудием не затягивали.
Жизнь в бедных предместьях столицы была тяжелой. Нищета, отчаяние и серый дождь с утра до ночи.
Утром поднялась, когда серый сумрак за окнами едва начал светлеть. Подошла к окну – и отпрянула. Прямо у входа стоял бледный человек в длинном сером одеянии и широкополой шляпе. Он крутил во все стороны головой, пытаясь заглянуть в окна.
Человека узнала сразу – это был просветленный Освальд, старший сын старейшины Уго. Нет никаких сомнений – именно он допрашивал вчера привратника Эофима, пытаясь найти меня.
Увидев Освальда, я одновременно испугалась и обрадовалась. Было приятно видеть знакомое лицо – пусть это даже была одутловатая, невыразительная физиономия ханжи и доносчика Освальда. Он был на пару лет старше меня; в детстве мы не раз играли вместе. Посланец из Олхейма напомнил мне о спокойной, защищенной жизни, которую я когда-то вела в Общине, пока все не изменилось.
«Вот и решение моих проблем. Старейшина готов принять меня обратно, раз подослал своего сына, – подумала я, – Выйду к Освальду, он отвезет меня домой, и больше не придется ни о чем беспокоиться. Жизнь наладится – всего лишь придется смириться. Рано или поздно это произойдет».
Решившись, я натянула прохудившиеся чулки и не успевшее просохнуть за ночь платье, с трудом надела жесткие башмаки, медленно спустилась по узкой лестнице и вышла на холодный утренний воздух. Увидев меня, Освальд встрепенулся. На одутловатом лице появилось выражение облегчения и злорадства. От маленьких юрких глаз Освальда не укрылся мой понурый, изможденный вид, разбитые ботинки, покрасневшие глаза и опаленные брови. Сын старейшины прекрасно понял, что в столице мне пришлось несладко.
– Камилла, Камилла, маленькая заблудшая овечка! – протянул Освальд, подражая Просветленному Старейшине, чье место ему когда-нибудь предстояло занять. – Я нашел тебя, и мое сердце трепещет от радости и переполняется Светом. Я принес благую весть – отец простил твою неразумную выходку. Братья и сестры по вере готовы принять тебя в свои объятья!
От гнусавого голоса и высокопарных речей Освальда мухи дохли на лету. На душе стало гадко.
– И тебе доброго утра, Освальд, – произнесла я с кривой улыбкой. – Как ты нашел меня?
– Твой никчемный отец образумился и сообщил адрес этого ужасного дома, обитатели коего погрязли в темнейшем грехе.
Освальд с отвращением покосился на краснолицего похмельного приказчика – ночного клиента моей соседки – которому в этот момент как раз приспичило вывалиться во двор. На заплетающихся ногах приказчик пересек двор и приблизился, источая убийственный запах перегара и порока. Чтобы не столкнуться с гулякой, Освальд резво отпрыгнул в сторону, угодил ногой в лужу нечистот и вполголоса выругался словами, которые Отроку Света знать вовсе не положено. После этого он, наконец, заговорил нормальным языком.
– Собирайся. Мы должны успеть на десятичасовой экспресс. В твоих интересах вернуться сегодня же. Отец сказал, что искупительное наказание станет строже с каждым днем задержки.
– А какое наказание меня ожидает сейчас? – вяло поинтересовалась я.
– Два дня у позорного столба, неделя в келье Смирения. В цепях, конечно.
Я поежилась.
– Другие старейшины были против твоего возвращения, но отец велел им не вмешиваться, – продолжал Освальд, – Он все еще хочет взять тебя к нам в дом. Тебе несказанно повезло!
– О да, несказанно, – пробормотала я.
– Старейшина намерен сам искоренить дурное влияние твоего отца. Джейма тоже довольна. Ей позарез нужна помощница в свинарнике и в дубильне.
Мне сразу же померещился мерзкий запах гнилой кожи и навоза, который всегда и повсюду сопровождал неряшливую Джейму, вторую жену Просветленного.
Освальд поднял указательный палец к небу и назидательно поведал:
– Твой отец испортил тебя. Затуманил голову рассказами о своей распутной юности в Аэдисе. Согласись, его изгнание из общины стало правильным уроком и ему, и всем, кто к нему прислушивался.