Алкубьерре продолжал рыскать в поисках новой поживы, прокладывая свои разрушительные тоннели все дальше - медленно, чаще всего наобум. К 1739 г. он подкопался еще к двум общественным сооружениям - базилике и палестре. Позднее исследователи установили: ко времени извержения Везувия базилика простояла менее двадцати лет; значит, здание было выстроено заново после землетрясения 62 г., причинившего ущерб и Помпеям, и Геркулануму. Раскопкам Алкубьерре помешали протесты жителей Резины, боявшихся, что тоннели вызовут обвалы и разрушат их жилища. Но, прежде чем подземные проходы были снова засыпаны, двое французских путешественников все же успели исследовать здание. Согласно их донесениям, изнутри помещение представляло собой большой прямоугольный зал, центральная часть которого была обрамлена колоннами. Такую традиционную древнеримскую планировку повторяли и раннехристианские церкви, впоследствии получившие название базилик. Возле обеих коротких сторон прямоугольника имелись апсиды - полукруглые ниши, украшенные фресками. Одна из этих великолепнейших фресок изображала мифологическую сцену из жизни Геракла - легендарного основателя города. На другой запечатлена победа Тесея над Минотавром. Живопись была выполнена настолько искусно, что Алкубьерре, увидев ее впервые, воскликнул: "Да он превзошел самого Рафаэля!" Третья картина изображала кентавра Хирона с воспитанником - юным Ахиллом, которого - во избежание предсказанной гибели - обрядили в женское платье и спрятали на Скиросе, среди дочерей царя Ликомеда.
Надпись, высеченная на части архитрава (балке из мраморных плит, тянущейся над колоннами) гласит, что базилика была отстроена заново на средства, пожертвованные проконсулом Марком Нонием Бальбом - правителем римской провинции, виднейшим гражданином и главным благодетелем Геркуланума, на чьи деньги также были восстановлены городские ворота и стены, пострадавшие от землетрясения. В разных местах Геркуланума были обнаружены статуи Бальба и надписи, сообщающие о его щедрости и влиянии, а в базилике был увековечен в мраморе весь клан Бальбов.
Внутри здания находились статуи женщин из этой семьи - жены, матери и двух дочерей Бальба. Лица обеих девушек простоваты и непримечательны. Мать их красива, но выглядит изможденной. Облик бабки суров и непреклонен, что заставляет заподозрить весьма грозный нрав, по всей видимости, унаследованный от нее и сыном. Конные статуи самого Бальба и его сына, Марка Младшего, были установлены возле входа в базилику. Скульптор изобразил их в одинаковой позе, зато в трактовке лиц уловил существенную разницу характеров. Проконсул с властно сжатыми губами излучает не столько патрицианскую гордость, сколько чиновное самодовольство, каковое чувство весьма под стать человеку, чьему роду удалось возвыситься, насколько известно, из безвестности. Сын же, напротив, чуть хмурится, слегка выпятив нижнюю губу; самоуверенности в нем уже меньше.
Исходя из столь красноречивых портретных данных, некоторые исследователи дерзнули довериться воображению. Надо полагать, дом Бальба, находившийся под строгим присмотром бабки, был не очень уютным местом: повсюду чувствовалось правление железной руки, в воздухе витали обиды и раздражение. Сторонники такой гипотезы выдвигают в качестве веского свидетельства девиз, начертанный на стене самого пышного дома в Геркулануме, согласно догадкам, принадлежавшего семейству Бальбов. Девиз этот гласит: "Кто не умеет защищаться - не сумеет выжить".
Кавалер Алкубьерре провел больше десяти лет, разгребая вулканическую оболочку, сокрывшую под собой Геркуланум, - но все еще не представлял себе настоящих размеров города. С каждым днем его все больше раздражала медлительность, с какой продвигалась работа. В 1748 г. он переключился на другой археологический объект (вскоре будет установлено, что это Помпеи), но и там, несмотря на первые успешные находки, его постигло разочарование; годом позже он возобновил раскопки в Геркулануме. К счастью для последующих поколений, Ал-кубьерре был отозван в Неаполь, не успев натворить еще горших бед своей хищнической кампанией. Хотя официально он оставался главным уполномоченным, повседневные обязанности перешли к более ответственному и вдумчивому исследователю, Карлу Веберу - швейцарскому инженеру, с 1735 г. состоявшему на службе у испанцев.
Вскоре после назначения Вебера рабочие, копавшие колодец к западу от Геркуланума, неожиданно наткнулись на мраморный пол совершенно круглой формы, являвшийся частью садового бельведера - удобной площадки для обозрения окрестности, наподобие современных вышек на крышах домов. Такие площадки часто встречались на загородных римских виллах, и вскоре Веберу представилась исключительная возможность исследовать один из великолепнейших образцов подобного зодчества, которые когда-либо были найдены.
За последний век существования республики виллы вошли в большую моду. Например, Юлий Цезарь то и дело удалялся в свое поместье под Байями - "курортным" городом с морским побережьем, согласно Страбону, прекрасно подходившим как для исцеления больных, так для услаждения здоровых. Цицерон, неоднократно выказывавший презрение к показной роскоши, тем не менее, владел тремя виллами на берегу Неаполитанского залива. Там, по его словам, он предавался своему излюбленному отдыху - сидел на берегу, считая набегающие волны. В течение нескольких десятилетий, последовавшими за этим открытием возле Геркуланума, вдоль побережья и в окрестностях Помпеи было раскопано много подобных жилищ, но ни одно из них не шло в сравнение с первой по времени находкой.
На протяжении шести лет Вебер исследовал лабиринтоподобный комплекс комнат, залов и дворов, порой прокладывая по несколько ходов одновременно. Невзирая на указания Алкубьерре - сосредоточиться на поиске предметов искусства, - Вебер принялся подробно воссоздавать планировку тех помещений виллы, которых ему удалось достичь, исходя из сохранившихся частей пола и фундамента. Это было в 1754 г. Не было и тени сомнений, что он нашел жилище какого-то знатного лица: ведь это сооружение с черепичными крышами и колоннадами вытянулось вдоль побережья более чем на восемьсот футов. Судя по деталям архитектуры, здание было построено во втором или первом веке до н. э. и изначально представляло собой простой дом атриумного типа. Впоследствии его расширяли, и постройка становилась все величественнее. В западной части находился перистиль, раскинувшийся более чем на триста футов в длину и на сто двадцать в ширину. Посреди него был разбит водоем размерами 217 на 23 фута; по величине он не уступал иным императорским термам, позднее выстроенным в Риме. Согласно Веберу, этот водоем и прочие пруды и фонтаны, находившиеся в пределах поместья, наполнялись при помощи хитроумной подземной гидравлической системы, узловые элементы которой все еще засыпаны.
Помимо своего эстетического назначения, этот большой водоем, вероятно, служил и прозаическим целям, поставляя рыбу к столу, если только владелец не поддался новой римской причуде - разводить декоративных рыбок. По словам некоторых бранчливых современников, увлечение это настолько ослепляло иных знатных богачей, что они давали своим чешуйчатым любимцам имена, украшали их драгоценностями и рыдали, когда те умирали. Цицерон обрушивался на этих писцинариев - "рыбоманов", - заявляя, что в своем помрачении рассудка они пренебрегают государственными делами и горюют лишь тогда, когда их хвостатый лобанчик отказывается принимать корм из их рук.