– Ну-ну-ну. Загадишь тут. Там в сенях — ведро поганое. Два пальца в рот и проблеваться.
Парень кидается к дверям, падает в сенях на колени перед помойным ведром, громко и выразительно знакомит мир с содержимым своего желудка.
Ария постепенно стихает, когда я подхожу к нему. Потыкиваю носком сапога:
– Грабки-то свои прибери. Растопырился — не пройти.
Разглядываю его, коленопреклоненного, в обнимку с мусорным ведром, сверху. Чуть сочувствующе, чуть презрительно. Подаю ему половую тряпку:
– Мордень-то вытри.
Изяслав несколько посвежел. Накатываю ему ещё стопочку. Он отрицательно трясёт головой. Но я, с уже отчётливой интонацией старшего к младшему, уже не дружеской, но презрительной — «право имею», командую:
– Да ладно тебе, бери пока дают. Разговор-то не закончен.
Поглядев, как он справился, презрительно хмыкнув на его передёргивание, продолжаю:
– Ты спросил: если ты — не Андреич, то кто? Отвечаю: Петрович. Кровный батюшка твой — Пётр Степанович Кучкович. Так выходит со слов твоей матушки.
– А? Чего?!!!
– Тихо ты. Не ори, дурень. Слушай. Выбраться живым из Москвы я был не должен. Потому разговоры при мне вели… откровенные. Потом с Улитой… дорога длинная, она много чего…
– Не верю!
Я внимательно его разглядываю. Потом начинаю похабно улыбаться.
– А хочешь — я её саму сюда позову? Она нынче как кошка мартовская — дорвавши. Довольная, аж облизывается. После случки — не остывшая. Она такие… всякие детали-подробности расскажет!
Он пытается собраться с мыслями. Не надо тебе думать. Тебе надо слушать. И впитывать. А от мыслей хорошо помогают картинки. С запахами и тактильными ассоциациями:
– С матушкой повидаться хочешь? Облобызаться, поликоваться, поручкаться… С курвой курвённой, блядкой блудливой. Вот прям из-под мужика чужого, ещё горяченькая, не просохшая и — к сынку любимому на грудь. Обнимает, прижимает, нацеловывает. Да вспоминает — как только что мужик с твёрдым хреном её за титьки дёргал да мял. А теперь туда же и сыночек… притирается. Замараться не брезгуешь? Вся сегодняшняя парилка да помывка — впустую.
Сработало: воображением обладает. Эк как его передергивает.
Парень опускает голову, мечется взглядом, ломает пальцы. А я продолжаю менторским тоном. Как о давно известном, очевидном. «Это ж все знают». Странно, что ты этого не уразумел.
– Оженили их тогда в Кучково с Андреем. Через месяц Андрей в поход ушёл. Пришёл к ней братец, дядюшка твой Яким, пощупал брюхо да сиськи. Решил, что порожняя ходит. Ну и… Дядюшки твои — твою матушку… в очередь без перерыва. Братья родные сестрицу младшенькую. Вот ты и выродился. Мало того, что от блудодейства, от измены жены венчанной, так ещё и от кровосмешения. Да не единожды. Да не от одного брата.
Множественное отцовство — в русле здешнего мировоззрения. Что в реале это… В «Святой Руси» генетика — не лженаука, она просто отсутствует.
Снова неотрывно смотрит на меня. В распахнутых глазах — паника, ужас, никаких мыслей. Стресс. Катастрофа. Полный бздынь. Все помороки забил. Теперь как в пьянке: «И сверху — отполировать».
– Трижды и четырежды преступное зачатие. И ты — плод сего. Изяслав, на тебе места чистого нет! На всём, на малейшем волоске твоём, на любом кожи кусочке, на каждой капельке крови — печать сатанинская. Отродье клеймёное. От пяток до макушки, от концов волос до мозга костей. Ты весь… в мерзости зачат, из мерзости сделан. То-то враг рода человеческого ликует! То-то бесы ныне в преисподней выплясывают! Исчадие непотребства многократного и злоизощрённого — в князьях русских! Наследник светлому князю Суждальскому, самому Боголюбскому! Он-то храмы божие на земле ставит, а сынок придёт — в вертепы бесовские переделает!
– Нет! Я никогда…!
– Да! Ибо природа твоя — такова! Ибо и зачат ты по наущению диавольскому! Промыслом врага рода человеческого. Суть твоя такова: слуга Проклятому. Даже не с рождения, ещё раньше — с зачатия. Даже ещё прежде — с умысла о том.
Кажется, парень совсем смят, размазан. Ни одной мысли, осознанного намерения. Растёкся в слизь душой. Готов к употреблению. Хоть вместо масла — на хлеб, хоть дёгтем — на сапог.
Нет. Нашёл за что зацепиться.
– А отец?! Отец про это знает?!
Да, для любящего и любимого сына, первенца, помощника и сотоварища в делах родителя, фигура отца — крепкий столп, души опора.
Я это уже проходил. С Вечкензой и Пичаем, например.
– Нет, не знает. Догадывается, подозревает. Но — не знает. И я то знание ему давать — не хочу. Потому что… — смерти подобно. Так-то — хоть какая-то надежда у него… Поэтому, когда после Москвы я Улиту от литваков вытащил, пока они её до смерти не заеб… не заиграли, то, ни слова не сказав Андрею, привёз её сюда. Где про её княгинство никто не знает, опознать её некому. Вроде — затихло всё. А тут — ты. Со своими…