Везде было закрыто, и мы поднялись к Тольке, благо его родители в отъезде. Толька накромсал колбасы, разлил, водку.
— Ну, будьте здоровы! Под столом увидимся!
Зинка отпила глоток и отодвинула рюмку.
— Противно! Не люблю…
Толька с видом заправского пьянчуги заявил:
— Нам больше останется.
Я знаю, что он хорохорился. Он, в общем, хороший парень, работает на заводе имени Лихачева и очень любит свою Зинку.
А я все думал: сейчас, вот сейчас Тина улыбается ему…
Рюмка треснула у меня в руке — я ее раздавил.
Толя прикрикнул:
— Вызову сейчас скорую и отвезу к Кащенко…
Я заплакал.
Зинка ничего не знала о Тине, но, видно, поняла мое состояние.
— Не надо, не пей…
Она взяла меня за руку.
— Пойдем домой, Костя…
Толька удивленно посмотрел на нее. А она свое:
— Идем… Уже поздно, Толя… Мама рассердится.
Мы спускались по лестнице, и она ласково говорила:
— Успокойся, Костя… Это пройдет…
И вдруг я подумал: «Клин клином надо вышибать».
Я обнял Зину, попытался поцеловать. Она вырвалась, помчалась по ступенькам.
— Я вот расскажу Толе, какая ты свинья!
Черт с ней, с Зинкой! Заведу себе какую-нибудь машинисточку или девчонку из магазина. Мало, что ли, их по улице Горького прыгает…
А завел эту психопатку Надьку. Вот уж кому я заливал! Где я с ней познакомился? В кафе «Арарат»? Нет, в шашлычной на Ленинградском шоссе. Помню, я ел сациви…
После встречи на аэродроме я кутил несколько дней. Постою, постою около ее дома, насмотрюсь на подъезд, и в закусочную — один раз по сто или два раза по пятьдесят… Копченую колбасу с бутерброда в зубы, а хлеб к черту, в мусорный ящик… И снова на свой пост…
А потом попал в шашлычную, хватил «три звездочки» и сациви. Вижу — волосы знакомые, золотые, только прическа чуть-чуть другая.
Сидят четыре крали и с ними один сопляк, нахваливает девчонкам чебуреки… Это я все отлично помню, а что дальше произошло — туманно. Как сквозь сон слышу разговор:
— Да брось ты его, Надежда!
— А вдруг с ним несчастье?
— Просто напился, скотина.
— Вы идите, а я с ним посижу… Может, пройдет.
— Попадешь ты с ним в милицию.
Очнулся я на бульваре. Сижу на скамейке, а рядом Надька.
— Полегчало?
А я на нее смотрю — Тина! Правда, не совсем, та поблагороднее, породистее, что ли. Нос потоньше… А если слегка прищуриться — Тина!
— Полегчало?
— Скажите, мадам, как я тут очутился? И простите за наивный вопрос: кто вы?
— Сюда, на эту скамейку, я вас доставила, вместе с моими подружками… Вы совсем были, одним словом — труп! И нам очень не хотелось, чтобы вас уволокли в вытрезвитель…
— А вы что, дружинница? За порядком приставлены следить?
— Я, между прочим, Надя…
— А я Костя…
— Знаю.
— Знаете?
— Ага… Вы, когда к нашему столику подползли, извините, подошли, все говорили: «Ах, Константин, Константин, до чего же дошел, Константин. Из-за кого? Из-за Тоньки…»
— Из-за Тоньки?
— Ага…
— Это я спьяну.
— Плакали вы по-настоящему…
— Давайте бросим этот разговор.
— Мне он тоже неинтересен.
— Поговорим лучше о вас. Как вас зовут?
— А вы, Костя, еще не совсем протрезвели. Я же сказала — Надя.
— Ах, простите. Давайте лучше о вас, Надя. Кто вы такая: жена, вдова или разведенная?
Она хохочет:
— Ни то, и ни се, и ни третье. А вы всех так спрашиваете?
— Всех. И все отвечают.
Она посмотрела на меня очень внимательно и тихонечко сказала:
— Я думала, что вы протрезвеете и человеком станете, а вы…
Встала и пошла. Не могу понять, почему я за ней побежал.
— Надя! Наденька, подождите…
— Ну, что вам?
— Извините меня. Можно, я с вами пойду?
— Частная собственность на землю у нас давно отменена. Бульвар общий.
— Вы где учитесь?
— А почему вы решили, что я учусь?
— По разговору.
— Я работаю. На часовом заводе.
— Инженер?
— Работница. По вечерам, правда, учусь. Всё, будьте здоровы. Я здесь живу.
— Хороший дом.
— Я здесь недавно. До этого в общежитии жила.
— Вы что, одна живете?
— Одна. Я из детского дома…
— А где ваши родители?
— Не знаю… Про маму точно знаю — погибла в Ленинграде, а об отце ничего не известно…
— Это очень тяжело?
— Было тяжело… А сейчас что же. У меня друзей много.
— Разрешите быть одним из многих?
— Заслужите.
— Как?
— Не пейте больше. Не совсем, конечно. Немножко можно, с друзьями… Мы сегодня нашего Сеню провожали. Уезжает из Москвы… А много не надо. Вам так плохо было.