— Подержи лучше миску, — отбивалась Зойка. — Ну, уж и попадет папе от мамы! Ты смотри, снег как опустился. Это потому, что крышка была открыта,
Вася увидел кусок клеенки из-под снега, потянул его.
— Что это такое?
— Не знаю. Наверно, когда снег набивали.
Вася потянул клеенку сильнее. Она затрещала,
— Тут что-то закопано.
Он вытащил из снега сверток, поднял его.
— Интересно, Зойка!
Но Зойка уже сама увидела. Из свертка падали на снег толстые, тяжелые пачки денег.
Молодые супруги, как по команде, выскочили из ямы.
— Видела?!
— Тысяч сто, не меньше.
Вася присвистнул:
— Сказала! В одной пачке тысяч сто, а их там! Видела? Откуда у него столько?
— А ты думаешь — это его?
— Чье же?
— Где же он взял?
— Не знаю.
— Я боюсь…
— Стой тут. Я спущусь.
— Не ходи, не надо! Я боюсь!
— Пойдем вместе.
Они спустились в яму. Пачки лежали кучкой. Одна отлетела в угол, устроилась у подножья большой кадушки с капустой.
— Сто тысяч? Тут миллиона три! Отделение Госбанка.
Вася уложил пачки в клеенку, но закопать не успел, послышался голос Марьи Павловны:
— Дети! Скоро вы?
— Идем, мама!
Они торопливо выскочили из ямы, погасили свет. Пока Зойка запирала дверь, Вася шутил с тещей:
— Чуть не угорели в погребе. Угорела барыня в нетопленной хате.
Юрий Андреевич стоял в дверном проеме, как в траурной раме, и в этом было что-то зловещее. Тревожно смотрел на молодых: «Слава богу, все в порядке. Ишь как Зойка растрепалась, щеки горят. Видно, и впрямь целовались».
Бодро разлил по рюмкам вино, провозгласил:
— Живите хорошо, ребята.
И не удержался от поучений:
— Вот мы с матерью сколько прожили! Хорошо прожили, стыдиться нам нечего.
Вася и Зойка переглянулись. У Юрия Андреевича опять екнуло сердце: «Чего это они?»
Выпили. Христофоров привычно похвалил грузди:
— Хороши! И как ты их, мать, только сберегаешь?
Счастливая, что все, кажется, обошлось по-хорошему, Марья Павловна простила мужу обиды и, как всегда, со смехом ответила:
— Слово я такое знаю. Вы только подумайте, Вася, сама я с юга, у нас там грибов и в помине нет, а научилась, как будто всю жизнь в Краюхе прожила.
Христофоров несколько раз посмотрел на ключи от погреба, висевшие на законном их месте. Неожиданно для себя спросил дочь:
— Хорошо погреб заперла?
Зойка совершенно спокойно ответила:
— Хорошо. А что?
— На днях у Мочаловых очистили. Поросенка они накануне зарезали — одну голову оставили.
Вася успокаивающе пошутил:
— Ваши кадушки не унесут. Надорвутся…
Посоветовались, где Васе ночевать: здесь, или идти домой. Он был бы рад остаться, но Юрий Андреевич запротестовал:
— Родителям не сказал? Иди домой. Яков Михайлович с Еленой Сергеевной на нас обидятся. Скажут: «Украли сына!»
Зойка вышла проводить Васю до калитки. Юрий Андреевич слышал, как она сказала матери:
— Я, мама, в чулане лягу. Душно дома.
И еще Христофоров слышал, как молодые стояли у крыльца, шептались. Потом хлопнула калитка, скрипнула дверь чулана.
В доме стояла тишина.
Юрий Андреевич проснулся словно от толчка. Первой мыслью было: «Надо сходить в погреб, посмотреть». Потом его чуткий слух уловил какую-то подозрительную возню. Он вышел в кухню и даже не удивился, увидев, что ключей от погреба на гвозде нет.
«Ах подлец!» Христофоров торопливо натянул пижамные брюки, всунул ноги в тапочки и, стараясь не скрипнуть дверью, крадучись, подошел к погребу — замка на дверях тоже не было. «Что мне делать с ним? Что?» Его охватила острая, тоскливая ненависть. Он с трудом сдержал злые, бранные слова.
Из ямы доносился шепот:
— Заверни получше.
— Не мешай… Им тут не долго лежать…
Юрий Андреевич рванул дверку и спрыгнул в яму.
Зойка заплакала, закрыв руками лицо. Василий стоял на коленях, собирая пачки денег.
— Положи! — злым шепотом приказал Христофоров.
Василий бросил деньги и выпрямился.
— Зойка! Пошли…
Зойка не могла сказать ни слова, она только замахала руками.
— Идем, Зоя…
Василий не договорил. Юрий Андреевич со всей силой ударил зятя в подбородок, схватил за брючный ремень и повалил на кадушки…
— Я тебе, сволочь! Гадина! Я тебе покажу…
Он был страшен, разъяренный председатель «Тонапа». Только об одном он не забыл — об осторожности — и произносил гадкие, мерзкие слова шепотом. Он плевался, хрипел, царапал Василию лицо. Зойка хватала его за руки, но он ударил и ее.