Находка почувствовал это. Он начал медленно отступать, не сводя со своего противника глаз, Старый корсак кинулся снова, Находка увильнул, и зубы щелкнули возле его горла. Он успел схватить врага за плечо, но тут же покатился в траву, сбитый сильным ударом. Его лапа оказалась в пасти старого корсака, и, если бы Находка снова не вцепился в его шею, тот перекусил бы лапу.
Они отскочили в стороны так же стремительно, как и сцепились. Находка опять начал медленно отступать, но старый корсак уже не бросился на него. Он стоял и смотрел, как уходит Находка, а потом, изогнув шею, начал лизать окровавленную шерсть на плече. Находка повернулся и затрусил прочь, подальше от опасного соплеменника, прихрамывая и повизгивая от острой боли.
Раны зажили быстро. Находка был молод и никогда прежде, живя у человека, не испытывал голода. Поэтому очень скоро он почувствовал прежнюю силу, хотя и не решался подойти к озеру, возле которого обитал старый корсак. И все-таки им пришлось встретиться вновь.
Хозяин озера выздоравливал тяжело и медленно. Находка не знал, что после боя старый корсак дотащился до камышей и залег там. Раз в день он выползал к берегу и съедал несколько дохлых рыбешек, которых выносило волной. Даже полевки легко ускользали от старого корсака. Но все-таки он выздоравливал и по-прежнему оставался хозяином озера, которое кормило его несколько лет.
Между тем степь по-осеннему пустела, и Находке становилось все труднее добывать себе пищу. Он хорошо помнил, как ворвался в гусиную стаю, и чаще и чаще его начинало тянуть к озеру. Однажды, пробегав весь день и поймав лишь несколько мышей, он снова направился к озеру, внимательно принюхиваясь, чтобы первым почуять старого корсака. Он вышел к озеру далеко от того места, где дрался, и пошел дальше, ступая осторожно и бесшумно, потому что черный влажный нос уже уловил запах птицы.
…В этот день старый корсак впервые после болезни вышел на охоту. Озеро было молчаливо. Лежа там, в камышах, старик слышал, как над ним, недосягаемые в высоте, тянули извечным своим путем стаи перелетных птиц. Последние утки еще жировали на дальнем конце озера, и старый корсак медленно приближался к ним. Но Находка опередил его.
Его добычей был крупный селезень, и Находка, вынеся мертвую птицу на берег, забыл об опасности. Он не сразу почувствовал врага, а старый корсак уже стоял неподалеку и смотрел на него.
Тогда между ними не лежала еда. Сейчас Находка ощерился, и шерсть встала у него на загривке. Старый корсак не щерился и не рычал. Молча и стремительно он кинулся к Находке, стараясь сразу вцепиться в горло. Находка легко отпрыгнул, а еще через секунду оба, хрипя, повалились в жухлую траву. Мертвый селезень лежал неподалеку, и он мог принадлежать только одному…
Находке удалось добраться до горла врага, и он свел на нем челюсти. Старый корсак пытался встать, но Находка валил его. Все-таки хозяин озера вырвался. Захлебываясь собственной кровью, он сделал несколько шагов в сторону, упал и снова пошел, шатаясь, пока не исчез в камышах. Находка смотрел ему вслед. Он не чувствовал боли. Мертвый селезень принадлежал ему. Озеро принадлежало ему. Он не понимал, что победила не его сила, а его молодость и что когда-нибудь он точно так же должен будет уйти в камыши…
Он не знал счета времени, но дни шли, и Находка становился беспокойнее. Все труднее и труднее было добывать пищу. Озеро опустело. Корсак рыскал в сухой траве, выискивая мышей. Потом пошли холодные дожди. Находка прятался от них в редких облетевших кустарниках, но все равно час за часом его шерсть намокала, и он дрожал от холода.
Чаще и чаще он останавливался и длинным шершавым языком вылизывал густые, короткие клочья шерсти. Кожа зудела, и он не мог спать спокойно. Нос Находки стал сухим и горячим. Наконец корсак и вовсе перестал охотиться, только хватал и жадно глотал травинки.
Он быстро худел. В его движениях появилась вялость, начали болеть раны. Он подолгу лежал, поставив торчком уши, а голод, который мучил его уже не раз, стал привычным и тупым.