Прокуратор увидел связанные руки осуждённого и уяснил степень преднамеренной жестокости. Руки были туго перехвачены сзади верёвками, что прекращало приток крови, доставляя страдания осуждённому при каждом шаге. Это наводило на мысль о стремлении преследующих не упустить любой возможности мучить его. Однако во взгляде этого человека угадывалось внутреннее упорство.
Уже сидя в кресле, прокуратор повернулся к римскому актуарию, выполняющему обязанности секретаря и ведущему производство дел.
— Галилеянин доставлен стражей синедриона перед самым твоим приходом, игемон, и я даже не успел сдвинуться с места.
У Пилата возникла мысль о неслучайности такого совпадения. Мысль возникла и пропала, как мало значимая для дела, но она привела к новой; прокуратор обратился к актуарию:
— Распорядись, чтобы с галилеянина сняли ремни.
Актуарий подошёл к обвинителю синедриона Сарейе, которого знал по прежним разбирательствам, и стал что-то ему говорить. Представитель синедриона, судя по голосу и жестам, возражал. Тогда прокуратор повернулся в кресле всем телом и посмотрел на обвинителя, тот склонился в поклоне, поняв, что в следующее мгновение его просто вышвырнут с территории дворца, и тут же отдал приказание. Ещё не успев вернуть тело в прежнее положение, прокуратор услышал шум толпы: последовала реакция на его распоряжение. Он уловил ропот неодобрения. Галилеянин, вздохнув посвободнее, начал с трудом выпрямлять затёкшие руки, прокуратор же стал рассматривать толпу, столь неодобрительно отнёсшуюся к его сострадательному поступку. Понтий Пилат выделил множество фарисеев в хитонах с голубой каймой, бесноватых фанатиков, мелкого служилого люда, всегда толкущегося около храма, присутствовали, однако, мелкие ремесленники и торговцы — и все эти люди выражали недовольство приказом прокуратора.
— Скорее всего на суд доставлен бродячий проповедник, — подумал Понтий Пилат, — проповедует что-то неприемлемое для левитов и первосвященников, ненароком задел интересы и мелкого люда. Большинство собравшихся — враги этого несчастного пророка. Кто-то обо всем позаботился заблаговременно.
Вся обстановка указывала на то, что на прокуратора постараются оказать давление. Неосознанно в душе его возникло чувство протеста. Его, римского прокуратора, наделённого громадной властью, хотят принудить принять решение, нужное варварам, не способным выставить даже одного полного легиона, все усилия которых устремлены на соблюдение каких-то религиозных правил.
— Кем доставлен сопроводительный документ, кто его подписал, в чём обвиняется галилеянин?
Актуарий сделал несколько шагов к прокуратору.
— Документ направлен из канцелярии синедриона, подписал его начальник канцелярии, член синедриона Озания; заключённого сопровождают стража синедриона и обвинитель. Галилеянина обвиняют в попытке захвата власти в Иудее. Речь идёт о том, что он громогласно утверждает себя наследником царя иудейского и, следовательно, претендует на трон царей, пренебрегая протекторатом великого Рима. В документе отмечается факт возникновения в городе волнений; дальнейшее развитие событий может привести к непредсказуемым последствиям. По существующим законам человек, претендующий на царствование, должен быть казнён. От имени синедриона Озания требует для галилеянина смертной казни.
Опять интриги первосвященника Каиафы. Какая забота о римском протекторате! Мелкий хитрец! Отлично знает, что два римских легиона укрепят наш протекторат и без его стараний. А вот его истинные цели мне совершенно неясны.
Прокуратор сделал знак актуарию, поднял левую руку, объявляя о начале суда. Легионеры дворцовой центурии переменили позу, крепче сжав копья, толпа притихла. Слово было предоставлено обвинителю синедриона, и тот хорошо поставленным голосом в соответствии с правилами цветистой восточной речи начал пересказывать содержание сопроводительного документа.
— Богоизбранные иудеи! Вам известно, что находящийся под стражей Иисус бен Иосиф из Назарета бродит по дорогам Иудеи и проповедует своё учение. Суть учения непонятна правоверным иудеям: то ему не нравится запрещение работать по субботам, то он защищает падшую женщину, достойную быть побитой камнями за свою неверность, то он призывает проявлять любовь к ближнему, как будто мудрейшие первосвященники от имени Господа нашего учат ближних своих ненавидеть. Ничего страшного, если бы он просто ходил и разъяснял людям своё понимание вещей, но самомнение этого человека стало настолько вызывающим, что сегодня он уже заявил о себе как сыне Божьем и утверждает о своём праве и возможностях обеспечить царство Божие на земле всем иудеям. Ясно: этот человек рвётся к власти. Проповедует он и о том, что храм Иерусалимский — для молящихся глупцов, и отрицает храм как национальную святыню.
Как расценить вчерашние события, когда Иисус из Назарета схватил толстую верёвку и стал бить и гнать из храма торгующих, крича при этом об осквернении дома его Отца, нашего Господа? Этот человек арестован стражей. Но он и сейчас не понимает, кто собрался на площади храма и на кого он поднял руку. В портиках храма расположились лучшие финансисты страны, люди торговых гильдий, представители важнейших ремёсел. Вся коммерческая элита страны отражена, как в капле воды, на торговой площади храма. Разве человек, прибывший из глубокой провинции, знает, как сложен механизм управления страной, как трудно обеспечить национальное благоденствие? Иисус бен Иосиф стал нас учить во что верить и как жить, а сам перебивался милостыней своих сограждан. Непонятная крайность — избиение торгующих в храме при его проповеди любви к ближнему. Иисус из Назарета не может принести нам новых духовных ценностей. Конечно, многое исходит от его неграмотности, непонимания, излишнего честолюбия, и многое можно простить, но провозглашать самого себя наместником Бога на земле недопустимо, ибо в писании сказано: если когда-либо между вами явится пророк, который будет творить чудеса, и захочет ввести нового бога, и станет призывать простодушных уверовать в его бога, — этот пророк и духовидец подлежит смерти.
И, чтобы понять правоту сказанного, надо помнить, что сказал Господь: «Я есмь Ягова, вечный, первый и последний. Я не передаю ни имени моего, ни власти. Не было бога до меня, нет бога рядом со мной, не будет бога после меня.
В устремлениях Иисуса из Назарета выдать себя за наместника Бога на земле таится опасность неповиновения властям, противостояние римскому протекторату. Уже сейчас в городе неспокойно, в народе наблюдается брожение религиозных страстей. Священный синедрион, уяснив опасность для страны, источником которой является осуждаемый, считает необходимым в целях устранения неисчислимых бедствий и сохранения благоденствия правоверных иудеев приговорить Иисуса из Назарета к смертной казни. Священный синедрион уверен, что, встав на позицию защиты правопорядка и интересов почитаемого нами великого императора Тиберия, прокуратор Иудеи утвердит приговор…
Доверяя своему актуарию, прокуратор переключился на свои заботы. В отряде дворцовой стражи появился новый центурион, довольно молодой человек — Муний Луперк, имеющий о себе высокое мнение, и к тому же весьма энергичный. Прокуратор не уяснил до конца, то ли это скрытый соперник (особых заслуг за ним не числилось), то ли его направили в Иудею с какой-то тайной целью. Многолетняя служба в администрации заставляла думать об осторожности, о скрытых подводных камнях — особых покровителей у Понтия Пилата не было; хотя император Тиберий и знал его лично, но тем более… Муний Луперк постоянно говорил о своих административных способностях, критиковал решения прокуратора и убеждал всех, что эти обязанности он выполнил бы значительно лучше. Конечно, всё это можно было бы приписать глупости юнца, но чувство досады не оставляло Понтия Пилата. Серьёзных проступков центурион не совершал и нёс службу строго в пределах официальных предписаний.
Окончив свою речь, Сарейя поклонился прокуратору и поцеловал перстень на своей руке в знак того, что сказанное им является истинной правдой.
Прокуратор, размышляя о служебных тревогах, тем не менее уловил суть пламенной речи обвинителя.