— Мы переезжаем, — заявила мама, — я не собираюсь терпеть подобное поведение.
Она не хотела слушать мои объяснения о том, что это была одна сигарета, первая в моей жизни, и что мне совсем не понравилось курить. Мама не хотела знать, что я прогуливала школу, потому что там было нестерпимо скучно, и что я ни разу не ходила на эти пивные вечеринки.
— Мой психоаналитик говорит, — вещала она, — что ты ведомая, как перекати-поле — катишься туда, куда подует ветер. Тебя нужно направлять. Лаки была настойчива в достижении целей и имела желание двигаться вперед. А ты не хочешь подумать о будущем?
— Мы на мели, — сказал папа, — и не можем больше жить в Кембридже. Переедем в более спокойное место, где мои дети будут думать только об учебе и ни о чем другом.
Прощай, большой город, здравствуй, провинциальный городишко. Морской бриз, запах свежескошенной травы и белые кружевные занавески в каждом окне. Скукотища. Впрочем, как им будет угодно.
Никто не сказал того, о чем знали все: никакой переезд не воскресит Лаки, и никакая перемена места не заставит нас забыть о потере.
За три месяца, что мы живем в Девонпорте на Кейп-Коде, самым захватывающим событием была встреча с Джералдом Тигсом в «Дэйри куин».
На следующее утро после встречи с Тигом я собиралась напомнить маме, что музыкальная карьера не входит в мои планы, но, войдя в кухню, услышала, как мама говорит Чарльзу с папой:
— Скорее всего, Уандер подпишет контракт с Тигом в течение месяца.
Папа явно не разделял маминого восторга. Он сидел за обеденным столом, уткнувшись носом в газету, рассеянно тыкая вилкой в омлет, который он, по всей видимости, не собирался доедать. За два года, прошедшие со смерти Лаки, он сильно похудел и теперь был тощий, длинный, как рельс, и седовласый. Сдается мне, что за него ела мама. Черные деловые костюмы в ее гардеробе сменились на безразмерные трикотажные лосины из универмага «Таргет».
— Если оценки не станут лучше, — сказал папа, — пусть Уандер даже не думает об этом. С Лаки у нас был договор, что она будет учиться на четверки и пятерки. А Уандер в прошлом году еле перебивалась с двойки на тройку, или я не прав? Если и в новой школе так пойдет и оценки не улучшатся, она может навсегда распрощаться со своей работой в «Дэйри куин».
Такой подход меня капитально разозлил. Холодное равнодушие к предложению Тига плавно переросло в горячее желание заявить: «Только попробуй, папочка, запретить мне записывать демо».
Кэш завилял хвостом у ног папы, поджидая, что ему перепадут объедки со стола. Пес уже привык, что хозяин незаметно выкидывает еду из тарелки. Папа согласился на покупку собаки с одним условием: он назовет ее в честь любимого певца.
Кэш был моим «рыцарем в черных латах»[1], героем песни своего тезки, — самый красивый из всех известных мне, полукровок: помесь черного пуделя и лабрадора.
— На студии звукозаписи, — сказал Чарльз, — одни тупые ублюдки. Забей, Уандер.
Для Чарльза сам факт подписания контракта ассоциировался со смертью. В тот ужасный день мы с Лаки шли по нашей улице в Кембридже. Лаки витала где-то в облаках, ведь известная звукозаписывающая компания собиралась подписать крупный контракт с ней и ее подругами — Кайлой и Триной. Их группа называлась «Тринити». Мама сидела на крылечке с Чарльзом на той стороне улицы и ждала, когда мы вернемся из магазина. Она послала нас купить все к праздничному обеду. Увидев нас, мама помахала, Лаки тоже ей помахала. Сестра все без умолку трещала: «Тринити» то, «Тринити» это… И вдруг неожиданно ступила на проезжую часть, не посмотрев по сторонам. На красный свет пролетела машина и сбила ее. За рулем был пьяный водитель.
Через два года все в нашей семье понемногу начали приходить в себя. Мы пытались вернуться к прежней жизни, но на самом деле просто делали вид, будто чем-то заняты, и были готовы к тому, что в любую минуту спокойное течение жизни может резко измениться. И снова будет жутко от ощущения, что ничего уже не исправить. Два года судебной тяжбы с семьей водителя машины, сбившей Лаки, закончились тем, что водителя посадили, но это не принесло утешения. Лаки все равно не вернуть, и любовь родителей друг к другу, казалось, умерла вместе с ней. Судебные издержки истощили семейный бюджет. В итоге родители отказались от иска, продали дом в Кембридже и переехали на Кейп-Код, чтобы начать все с нуля. Состязание за право опеки над детьми закончилось вничью. Отец обосновался в гостиной, уединившись с компьютером, а мама — в спальне, уставившись в телевизор. Кухня служила открытой ареной для случайных спаррингов.