Она умерла в мучениях, и теперь ее телу предстояло стать добычей крыс. Я не мог этого допустить. Моя мать умерла за меня, и я должен был похоронить ее по-человечески. Тогда я впервые решил подняться наверх из метро.
Я нес свою мать в рюкзаке: порубленную на куски, упакованную в целлофановые пакеты. У кордона на Баррикадной мне пришлось застрелить караульщика, и это был первый человек, которого я убил.
Когда я вышел из метро, то увидел голубое небо. Оно было высоким и чистым, как моя мать. Как моя дорогая мама. Сжечь тело на костре оказалось тяжелой задачей, но я с ней справился. Пепел свой матери я развеял над городом, в котором она когда-то родилась…
— Друзья, спать, — приказал кто-то.
Я улегся на подстилку, ощущая неподалеку тепло чьего-то тела, закрыл глаза и сразу уснул.
Кошмарные сновидения давно стали частью моей жизни. Во снах меня преследовали муты, я тонул в ядовитой жидкости, падал с высоты, вновь и вновь хоронил свою мать. Но ночью в палатке мне не приснилось ничего.
— Подъем!
Я сел, ошарашено озираясь. Лыжники протирали глаза, негромко переговаривались друг с другом.
— Скорее завтракаем, — нервным голосом обратился ко всем парень с бородкой, тот, что накануне вырвал у меня веревку.
— Да, Игорь, надо торопиться, — поддержал его усатый мужчина, судя по внешности, самый старший в этой странной компании.
— Холатчахль ждет, — засмеялась Людка, доставая из мешка корейку.
Позавтракали молча, наскоро. Никто уже не шутил, не требовал песен.
Снаружи мело, красное солнце висело над склоном горы, перекрашивая в багровый цвет покрытые снегом верхушки елей.
Лыжники разобрали палатку. Я делал вид, что помогаю, стараясь держаться поближе к Людке.
— Живее, — торопил Игорь. — Нам еще лабаз нужен!
«Что такое лабаз?» — подумал я, помогая Людке сматывать кусок ткани.
— Колька, Жорка, Сашка и Рустем, наломайте лапника! Юрка, Зинка, Людка — живо копать яму!
Я заметил, что Игорь старается не смотреть на самого старшего члена группы и не отдает ему приказов.
— Держи, — Людка сунула мне в руку небольшую лопатку.
Я принялся копать снег, не понимая, зачем это нужно.
— Н-да, лабаз в снегу, — сказал усатый, закуривая. В его голосе я уловил скептические нотки.
— Времени нет, — неприязненно откликнулся Игорь. — Было бы время, сделали б лабаз по всем правилам — на дереве.
Усатый хмыкнул, но ничего не сказал.
Парни принесли еловых веток.
— Как там яма?
— Юрка, ну что ты возишься?
Игорь отобрал у меня лопату и принялся расшвыривать снег.
— Давайте вещи!
Лыжники принялись передавать Игорю различные предметы, которые тот складывал на дне ямы. Какие-то мешочки, даже ящик. Отправилась в яму и Зинкина гитара.
Наконец, Игорь закончил и легко выскочил из ямы.
— Накрывайте.
Небольшой склад исчез под слоем еловых веток.
— Ну, братцы, по коням, — сказал Игорь и направился к торчащим в снегу лыжам.
Ветер завывал в макушках елей. Я с трудом переставлял ноги, рюкзак давил так, словно половина вещей из него не перекочевала в оставшийся внизу лабаз.
Поросший еловой щетиной склон горы снизу не казался таким крутым. Здесь же каждый шаг давался с трудом.