Всегда убивали только бородатых тварей в чёрном, обычно среди них прячущихся. Заплывшие жиром свинячьи глазки, или наоборот, горящие хуже чем у пьяной от боя, Динки.
Вроде, по их вере, ищущих защиты в храмах убивать запрещено. Срать нам на их веру! Не убиваем совсем по другим причинам. Впрочем, баранам знать мотив пастуха совсем не обязательно.
Дверь разбита, можно идти.
— Так оружие наизготовку, но никого не трогать, пока я с ними не поговорю.
Всё как обычно, сбившаяся у противоположной от входа стены, толпа. Бросается в глаза, на этот раз только женщины с детьми и явно небоеспособные мужчины. Пред ними стоит очередной урод на голову в чёрном. Смотрит безумными глазами. Госпожа вразвалочку направляется к нему. Хм. А идея украсить рога лакированными красными пятнами оказалась хорошей. Куда страшнее стало смотреться.
— Ты не посмеешь коснуться меня.
Сжимает, выставив вперёд усыпанный не самыми дешёвыми камнями, крест.
— Да ну?
Идёт вперёд вразвалочку, на ходу расстёгивая перчатку. Резко отшвырнув, поднимает вверх руку.
— Лови!
От удара он валится. Низенький, но довольно широкоплечий уродец с красным пятном в половину рожи. Из тех, кому нравится, когда перед ним унижаются. Такой хлипкий или трусливый?
Госпожа уже сидит на нём, вцепившись руками в шею.
— Не посмею? Не посмею, говоришь?
Пытается разжать. Угу. Вперёд и с песней. Дина намного сильнее, чем выглядит. И с размерами этого попика я бы была последним человеком, кто полез проверять.
Держу пистолет наведённым на толпу. Если я что-то в людях понимаю, на выручку не кинется никто.
Верховный встаёт, смачно плюнув, бьёт тело сапогом в висок. По-моему, излишне.
— Эй, вода есть на руки полить?
День жаркий, фляжка пуста. У остальных, похоже, тоже.
— Если вас устроит, вон сосуд со святой водой.
Один из храатов, пришедший к нам ещё до перехода через реку. В броне нашей, волосы короткие, бороду, правда, коротко подстриг, но не сбрил.
— Бери и лей.
Достав перевязочный пакет, вытирает руки.
— Так! Ты тут всем чем можно и нельзя в верности клялся. Так докажи. Режь ему голову.
Крик младенца.
— Что встал? Выполняй. С этим сама разберусь.
Направляет «молнию» на держащую ребёнка женщину. Вокруг неё пустота, все расползлись и совсем уж в стены вжались. Тишина аж звенит.
Госпожа подходит ближе. Зря они расползаются. С такого расстояния Дина, даже если хочет только ребёнка убить, всяко сожжёт человек тридцать.
Негромкий свист, почему-то не перерастающий в рёв и крики. Хохот Верховного. Оружие поднято стволом вверх. Всё как-то замедленно. Только сейчас соображаю. Свистела не «молния», свистела Дина.
— Про меня много всего говорят, вот только младенцев я вовсе не жру. Ни сырых, ни жаренных. Другое мясцо предпочитаю. Понежнее.
Вижу её со спины, но уверена, сейчас плотоядно ухмыляется наподобие дочери, совсем непристойно проводя языком по губам.
— Вот. Голова. Что делать с ней?
— В сосуд этот положи. Засуши. И в замке в обеденном зале поставь в том углу, где иконы раньше были. Как-нибудь загляну — проверю.
Солдаты выгоняют всех из храма. На выходе грубо обыскивают, отбирая всё ценное. Интерес к женщинам — нулевой. Их грязь и вонючесть вызывают омерзение. Почти все солдаты перевязочные пакеты вскрыли и лица замотали. Слышать уже приходилось про местных женщин — «свиньи и то чище».
На площадь влетает Динка во главе десятка.
— Где Верховный? — орёт обращаясь неизвестно к кому.
— Чего орёшь? Тут я. — ловко у неё получается столбом прикинуться.
Динка спешивается. Идёт к нам. По походке видно, как недовольна.
— Докладываю. Потерь нет. Особых ценностей нет. Скотину ещё не посчитали.
Верховный хмыкает.
— Двуногие живые-то есть хоть?
— Есть. Но не с собой.
— Ладно. Их пока хватает.
— Нам где останавливаться?
— Да вон там, — кивает в сторону храма, — все поместиться должны. Даже мыть почти не надо, разве от мочи да дерьма пол протереть. Свободна!
Динка злобно смотрит ей вслед.
Замечает меня. Гримаска становится менее враждебной.
— Здорово! Пошли поболтаем. Там внутри не сильно насрано?
— Нет. Там вообще-то убрали уже.
Стулья искать не стали, как в старину было принято, на полу уселись.
— Знаешь, тупых видала, но таких… Тебе расписками вместо денег расплачиваться приходилось?
— Конечно. Иначе зачем мне печать?