— Смотрите, тут такая же книга!
Протягивает средних размеров в кожаном переплёте. На обложке вытеснен иероглиф «Книга». Что за бред?
Листаю. Ну точно, священные тексты почитателей казнённого. На всякий случай проверяю бумагу. Судя по знакам — с наших мельниц. Госпожа чем больше находит вещей, сделанных у нас, тем веселее становится. Любимое выражение в последние дни: «насколько же я их переоценила!»
— Может, тут школа какая у них была? Некоторые ещё дети совсем.
— Школа! — смеюсь, ибо тишина бьёт по ушам.
Школа… Чтобы сотворил Безглазый, возьми он замок? Одного взгляда в лицо казначея без маски достаточно для понимания. Но здесь произошло что-то другое. Никакого вражеского нападения не было.
— Здесь не могло быть школы. От слова совсем, — поднимаю книгу, — они считают, женщинам, для жизни достаточно здесь написанного. Да и вообще, чтение разлагающе для слабого женского ума.
Швыряю эту мерзость в угол.
— Сюда подойдите.
Столик с зеркалом и всякими пудрами да помадами. Сотник откровенно ухмыляясь, протягивает мне флакон для духов. Нашей работы.
— Кажется, догадался, чему их тут… учили. Знал бы раньше — коней бы загнал, а девочек бы спас.
Рассматриваю флакон повнимательнее. Сотник смеётся почти не таясь.
— Знаете, что это такое?
— Настойка красного корня.
— Для чего применяют?
Ухмыляюсь в лицо.
— Чтобы стоял и не падал.
Обескуражен.
— Не думал, что вас ещё и этому учат.
— Ну, так ведь не самое ненужное в жизни умение. Там ещё такое есть?
— Да.
— Всё равно, непонятно, зачем их поубивали?
— Согласен, глупо. Где солдат много, неважно по какую сторону стены, могли бы подзаработать.
— Что-то мне подсказывает, ты бы им платить не стал. Не Весёлый квартал в столице.
— Они даже для лучших домов этого квартала слишком хороши.
— Были.
— Пусть были. Город возьмём — будем знать, кого искать.
— Смотри, на Госпожу в плохом настроении нарвётесь — навсегда о таких поисках позабудете.
— Она сейчас весёлая.
Десятник вбегает.
— Ещё одну нашли. Живую!
— Пошли, глянем.
— Не стоит.
— Так! Веди быстро, гляну, что творите!
— Да ничего такого. В выгребной яме пряталась. Мы её моем, а то вид такой — помойный свин и то бы побрезговал.
— Кто и чем побрезговал бы? — раздаётся голос Госпожи.
Десятник объясняет, Госпожа, слушая вполуха оглядывается по сторонам. Генерал-лазутчик невозмутимостью напоминает старую храатскую статую. За столько лет среди них навидался и не такого.
Генерал Рэндэрд выцеживает сквозь зубы.
— Тоже мне, «Олений парк»!
Дина резко поворачивается.
— Это ещё что такое?
Лазутчик чуть шевелит губами.
— Впервые слышу.
— Читал в старой книге — на Архипелаге член императорского дома жил. Стареть стал. Женщин очень любил. Но дурных болезней боялся. Вот для него в загородном парке девственниц и собирали. Они даже не знали, кто он. Отбором, вроде, его старая любовница занималась. Девиц подбирала таких, чтобы на её место и влияние претендовать не стали.
— Что с ними делали, когда надоедали? Как здесь? Чик по горлу?
— Нет, замуж выдавали. Ещё художников иногда приглашал, чтобы их писали.
— М-да, храатам до нас по развитию — как до Луны на карачках. Как его звали, а то что-то не припомню такой истории?
— Забыл, — мне показалось, чуть замешкался, отвечая. Мне кажется, генерал уже давно чем-то болен, но притворяется здоровым.
— Нужного вон сколько позабывал! Взамен же набрался… Парков Оленьих. Пошли поглядим, с кем там храат развлекался. Пока чего-нибудь не испортили.
Подходя слышим громовой хохот. Солдаты стоят кругом. Расступаются.
Посреди круга в грязной луже стоит закрывающаяся руками девушка. Показалось, голая. Приглядевшись, вижу, — нет. Эта ткань от воды полупрозрачной становится, да к телу липнет. У некоторых солдат в руках вёдра.
Дина смотрит, уперев руки в бока. Все знают — насильников она казнит. В военное время — особенно. Но тут-то пока ничего не произошло.
Девчонка меня точно младше. Храату под сорок. Если бы она одна тут была, ещё можно было бы понять. Тут их вон сколько.
Мёртвых.
— Хватить реветь! — орёт Дина на местном.
Дёргается как от удара, но глаза открывает. Огромные. Как у оленёнка, тьфу на твои истории, генерал!
— Сюда иди!
Двигается как кукла, что за верёвочки дёргают.
Дина рассматривает безо всякого выражения.
Как расхохочется.