Девушка падает. Госпожа, хмыкнув, говорит.
— Так и думала, за этим богомольцем и веры защитником, мечом божьим, сыном свинячьим какое-нибудь дерьмецо водится. Он девочек любит! Всего-то! Вместо господа!
— Собор в столице собирается, многие святые отцы прибыли уже, — замечает лазутчик.
— Понятно, чего их в город не повезли! Вдруг кто из особо упёртых узнает, как правитель развлекается. Рэдд, я с тобой или с Кэр спорила, что благородный дикарь — это выдумка философов?
— Не со мной.
— Жаль. Наука была бы кой-кому. Просто выбросили как игрушки ненужные, дабы не помешали серьёзным людям о высоком разговаривать. Да и кормить лишние рты в осаде ни к чему.
— Их же немного.
— Они вещи. Не люди. Их ценить не обязательно. Тем более, им наверняка сказали, умирают за веру и в рай попадут. Им же себя убивать нельзя.
— Меня не убьют? — про девушку-то мы и забыли, а она спрашивает по-грэдски.
— В обоз к вспомогательным отправлю. Там женщин полно, присмотрят.
— Там её точно убьют, притом медленно и мучительно, — скучно замечает лазутчик.
— Почему?
— Рабы с полей ненавидят господских подстилок. Тем более, таких холёных.
— Тут её прирезать, — предлагает Рэндэрд, — и вся недолга. У неё на боге мозги уже свёрнуты. Дельного ничего не выйдет, а шлюх у нас и так хватает.
Кошусь сначала на генерала. Большеглазую он одним ударом кулака убьёт. Потом на Госпожу. У той в глазах играют искорки болезненно-злого веселья.
— Осень, тебе служанка не нужна?
Вот так так!
— Это награда или наказание?
— Это приказ. До утра можешь быть свободной. Пусть она себя в человеческий вид приведёт.
Надо идти. Рэндэрд тихо сказал, но я услышала.
— Зачем вам это?
— Мы тут собрались из нелюдей делать людей. Вот с этой и начнём.
— Где жила раньше? Веди!
Странная у неё походка. Вроде, ничего не повредили. Чего она так ноги переставляет? Учили будто так ходить.
В этой комнате не была. Но они, похоже, все одинаково жили. Плюхаюсь в кресло, расстёгивая шлем. До этого только маску отстегнула.
— Мокрое снимай.
Закрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла. Здоровое, глубокое и мягкое. Я не выспалась. Полночи то туда, то сюда скакала. Отставшей части новое направление. Командиру соседней колонны донесение. Раз Госпожа на ногах, то и остальные должны. Только вот не все из стали.
— Вы спите, господин? — почему-то шёпотом. Не сразу соображаю, обращаются ко мне.
— Нет.
— Вы устали? Помочь раздеться?
— Зачем?
— Вы меня не хотите?
Что!? Поворачиваюсь. Она голая на кровати на животе лежит. Смотрит на меня так…
— Ты что дура?
Непонимающе моргает длиннющими ресницами.
— Но меня же вам подарили…
Соображаю, я говорила на местном, она на грэдском.
— Я тебе велела одежду поменять, а не глупостями заниматься. Вставай и одевайся.
Нарочно медленно поднимается.
— Я вам настолько не нравлюсь. Если нет — то хоть кем у себя оставьте… Только остальным не отдавайте! — теперь разрыдаться готова. Только на меня слёзы не действуют, да и утешать не умею.
— Повторяю, вставай и одевайся. И вообще, все свои вещи собери. Только столько, сколько сможешь в руках унести.
— Мы здесь не останемся?
— Нет. Я из тех, кто утром не знает, где будет спать следующей ночью.
Небогато прожиток. Или наоборот? Ведь всё такое воздушное. Не кожа с железом, как у меня. Платье и прочее в Замке остались.
— А как к вам обращаться господин? Извините, я вашего обращения не знаю.
Криво ухмыльнувшись, подхожу вплотную. Она вся как-то съёживается. Глаза опущены.
— Я — Осень. И если на то пошло, я не господин, а госпожа.
— Ой! — удивившись совсем по-детски, отступает на шаг, рассматривая меня.
Я по-прежнему ухмыляюсь. Шуточки у Госпожи… Не всегда смешные, скажем так.
— Прошу простить, Госпожа Осень, — глазки опущены, поза хоть статую «Покорность» лепи.
Равнодушно киваю. Она неожиданно улыбается, и говорит совсем другим голосом.
— Жаль, Госпожа сразу не сказала, кто она. Я ведь и с девушками умею. По всякому радовать умею. — языком по губам так проводит, меня чуть не вывернуло. Хотелось ударить. Сдержалась. Ей и так досталось. Вот и цепляется за жизнь теми способами, что умеет.
— С этим ко мне тоже не лезь. Прибью! Лучше скажи, где сама этому научилась, думала, тут про это не знают.
— Прежний господин и его гости очень любил смотреть… Когда мы по двое, по трое. И больше иногда. Да и господин не всегда был здесь… — снова этот взгляд.
— Глаз выбью ещё так на меня посмотришь.