— Ага. Только голову, но не сам зубец, и то если сам Эрескерт наводить будет, — Маленькое Чудовище не осталось в долгу.
— На стенах очень много народу. Неужели думают мы и в самом деле с ходу пойдём на штурм?
— Могло бы получится.
— Могло. Но сам город сейчас не главная цель. Задача номер раз — истребить их полевую армию. Как её не станет — города как яблоки посыпятся, корзины подставлять некогда будет.
Приподнявшись на стременах, смотрит в сторону одного дымов.
— Я этого сотника взгрею! Приказано же — поля не жечь, скотину, больше чем сожрать можем, не угонять. Да и вообще, деревни без нужды не трогать.
— А тут поместья больше. На земле рабы пашут.
— Тем более, — брошено сквозь зубы.
— Вон там наблюдательный пункт будет. На этой колокольне. Только крест этот сбить надо. Пусть не радуются.
— Сейчас?
— Нет. Заканчивайте с обустройством лагеря — и отдыхать.
— Я храм для ночёвки занимаю, — как-то воровато озираясь говорит Динка.
— Да занимай, раз другие думают, в палатке лучше, чем под крышей.
Ставят складной столик и табурет. Госпожа начинает что-то писать. Как же не хочется снова куда-то скакать. Но с первыми двумя письмами она отправила бойцов из охранных сотен.
Сверху доносятся удары топора.
— Верховный, смотрите!
На куполе колокольни стоит Дина и орудует топором, подрубая крест. Как же она туда залезла?
Зная Динку — вопрос глупый. С помощью крючьев, надеваемых на руки и ноги и «кошек» нас всех по стенам лазать учили. У Динки это куда лучше моего получалось, ей нравиться, я же без приказа так на стену больше не полезу. Чего-то во мне нет, имеющегося в Маленьком Чудовище с избытком.
— Во даёт! — восторженно выдаёт первый сотник.
Госпожа смотрит вполглаза. А я вот сомневаюсь, старается она впечатление произвести из расчёта на своё будущее, или просто старается материнское одобрение заслужить. Ибо Госпожа на похвалы ей в последнее время не щедра.
— Командира третьей сотни сюда, — небрежно бросает Госпожа.
— Их нет, пятисотенный особого отряда послала имение недалеко отсюда проверить.
— Вот, значит, куда они поскакали. Никого не осталось?
— Десяток внутри обустраивается, да легкораненые, двое. Обработаны уже. И этот… Жи… То есть, телохранитель пятисотенного.
— Живодёр? Я его знаю. Где он?
— Да вон, на верхнем ярусе колокольни этой.
— Он Младшей Госпоже помогал верёвки наверх закидывать, — подсказывает кто-то.
Крест с грохотом рушится вниз. Динка стоит на его месте потрясая топором. Солдаты орут восторженно. Даже Верховный встаёт, вскинув клинок в салюте. Сейчас она без шлема, мне так и не удалось подсмотреть, что там внутри. Смотрит вверх, я вижу, лицо столь же выразительно, как маска недавно. Только глаза цвет не меняют, привычная зелень.
— Порубить — и в костёр. Раз верёвки есть уже — поднимите моё боевое знамя. Отнесите пятисотенному наверх, с древка она сама снимет, — добавляет тише, так, чтобы слышали только те, кто рядом, — а то тяжеловата я стала по верхам лазать. Но если патриарха этого словим — я слов на ветер не бросаю, на самую высокую колокольню залезу, и скину оттуда. Только задушу сперва.
Родной брат Госпожи лом узлом завязать может. Когда Верховный руками повела, мне стало непонятно кто у кого учился.
Динка падает на колени хрипя и хватаясь за горло. Верховный закрывает её, одновременно выхватывая «Молнию».
— Тревога! Покушение!
Телохранители вокруг них. У меня пистолет в руке, озираюсь по сторонам. Оборонительный квадрат уже выстроен. Только Живодёр стоит столбом, впившись глазами в место, где была Динка.
— Обыскать тут всё! Ещё раз.
— Не надо, — насмешливый голос Динки, — Живодёру лучше помогите, пока его удар не хватил. Разыграла я его, — и смеётся, руки в бока уперев.
— Объяснения, — голос Верховного просто вымораживает всё вокруг.
— Так сама всё знаешь, — уже попросту хохочет Маленькое Чудовище, — он так хозяев ненавидел, что душу врагу рода человеческого продать хотел. Как к нам попал — думать стал, будто демонам служит. А по вере, демон в освящённый храм войти не может. Вот и решила пошутить.
Он как во двор въехали, только и ждал, когда ты или я через порог храма шагнём. Удостовериться хотел, не покарает ли нас господь, вдруг мы не люди.
— Дура, — сквозь зубы бросает Верховный, убирает оружие и совершено буднично заходит внутрь.
Живодёр себя уже взял себя в руки.
— Пошли! — забегает в храм вслед за матерью.