С оружием один казус случился — мне, точнее, Рэндэрду, подарили варварский топор. Лезвие прекрасной стали, богато украшенное любимым им орнаментом. Оказалось, топор предназначался для продажи варварам, причём из отдаленных племён — они раньше самые ценные меха привозили. Вот в столице приграничья гильдия оружейников и сделала такой подарок. Вариант беспроигрышный — продать в ближайшие несколько лет вряд ли получится, а так — от ненужной вещи избавились, и подарок вельможе сделали. Рэндэрд оружие любит, и ничего людям не забывает. Как и я, впрочем…
Четвёртое покушение на Дину-младшую за три месяца. Что-то мне это всё откровенно не нравится. Хотя покушение ли это было, или её хотели захватить живьём? Змеи сноровисто, даже чересчур, нашпиговали их стрелами. Но один-то успел яд принять. Девчонка, похоже, уверена, что убить должны были как раз меня. Кэретта и Дина иллюзий не строят. Но разобраться надо. Нападавших опять не опознали. А вот Дина меня поразила снова:
— Пальчики бы им накатать, да с картотекой сравнить.
— Накатать-то накатаем, да сколько лет мы картотеку не пополняли уже.
— Ну, последние несколько лет не до церемоний с разбойниками было…
Блин! Им и о различии в отпечатках пальцев известно уже!
Кое-что, впрочем, выяснить удалось. У одного в вещах нашлась подорожная. Выданная в отдаленной провинции Дины, она оказалась поддельной, хотя и исполненной на подлинном бланке.
Ругалась Дина весьма витиевато. Понять можно: типографий, где печатаются бланки государственных бумаг, всего три: одна походная и по одной в самых крупных городах, поддерживающих Еггтов.
— А у Безглазого? — поинтересовался я.
— Его бумаги все рукописные, — начала было Кэретта и осекается, вопросительно повернув маску на Дину.
Та снова ругается.
— У него тоже типография есть. Надо потребовать её выдать. Не подумала!
Внимательно вглядывается в бумагу. Достает лупу.
— Плохо, всё очень плохо. Шрифт похож на любой из четырёх.
Хм. Я всё-таки историк. Пусть и плохой. А что если одну идею проверить…
— Можно?
Смотрю бумагу на свет.
Так и есть!
Показываю.
— Филигрань! — сообразив, не брякнул ли слова из нашего мира, повторяю: — Водяной знак!
— А точно, — приглядывается Дина, продолжает задумчиво: — у каждой бумажной мельницы клеймо своё… Для подорожных чаще всего идёт бумага «в четверть листа»…
— Подорожные на целом листе печатают, а на «четвертушки» режут уже потом.
Дина снова вертит лист.
— Тогда это разовая подделка, а не партия.
— С чего ты взяла?
— При печати на листе знак режется на четыре части. Смотри! Те, кто печатали, «правила верха» не знали!
— Точно! На этой четвертушке должна быть первая четверть знака, а тут — четвёртая! Значит, всё-таки не из нашей типографии…
— Безглазый?
— Может да, а может и нет… Его-то бумага в основном тряпичная, она даже по цвету от нашей отличается.
— Для такого случая мог и нашей найти чуток.
— Мог. Только мне кажется, — она снова берётся за лупу, — тут следы от сит не наши.
— Иногда закупается бумага со сторонних мельниц…
— Угу. И напечатать мог тоже кто-то с нашим методом знакомый.
Пусть другие в другом времени и месте восхищаются мужеством и первобытной силой варваров. Какие они, мол, империи разрушали! Захватив города, разграбив ценности и перебив население, смогли ли эти косматые дикари создать что-то подобное? Руины зарастали травой. А бывшие дикари медленно и поначалу убого начинали копировать или создавать заново их же предками разрушенные достижения цивилизации. Сколько раз нашествия дикарей обрывали взлёты человеческого гения.
Как хотите, а варваров, особенно свихнувшихся на религии, я теперь ненавижу, какими бы они мужественными и благородными по своим дикарским кодексам, ни были. Мне на это плевать. Я буду их только убивать. Везде, где встречу. Пусть другие восхищаются ими. И пусть другие думают, как превращать покоренных дикарей в грэдов. Не моё дело! Есть умельцы.
А их теперь только рубить буду. Хоть это могу, пусть и за счёт чужих умений.
Они любят золото, они любят шелка… Знать не желают, как разводить червей и распутывать коконы. Я, впрочем, тоже не знаю этого… Но, по крайней мере, в состоянии сделать кое-что, чтобы те, кто так умеют могли жить спокойно. Они даже язык учат. Только затем, чтобы мочь спросить пленного, где спрятано золото.
Засуньте сказки про благородных дикарей, любящих свободу, куда-нибудь подальше. Ограбить богатого соседа — для них доблесть и геройство. «Добро — когда я угоняю коров соседа, зло — когда он угоняет моих». Вот их мораль.