Сначала меня раздели, не взирая на мои смягчённые шампанским протесты. Потом, к счастью, одели, но даже это не понизило градус моего мысленного возмущения и внутреннего протеста. Тем более что платье было чисто символическое. Ни тебе кринолина, ни панталончиков с корсетом. Какая-то тёмная туника с разрезами по самое интересное и вырезом на груди чуть ли не до этих самых интересных разрезов.
— А можно мне нормальную одежду? И бельё настоятельно прошу вернуть.
На королевскую просьбу никто не откликнулся. Девицы, приводившие меня в непорядок, кружили вокруг молчаливыми тенями. С каменными лицами, которые то расплывались, то множились, распускали мне волосы, цепляли украшения. Вот на руках защёлкнулись золотые кандалы-браслеты. Точно такие же прилепили к лодыжкам. На шею присобачили колье-удавку, добавив ко всему этому безобразию массивный кулон на длинной цепочке. При взгляде на вульгарное украшение невозможно было не заметить округлости новоиспечённой королевы, которые оно предательски выделяло и подчёркивало.
Стилиста на мыло, а Редфриту все дружно желаем вот прямо сегодня стать недееспособным мужчиной. Даже если до этого его величество в глубине души и стеснялся зрителей, то при виде жены, пусть и нелюбимой, в столь фривольном виде ему станет не до стеснения, а все мыслительные процессы резко перетекут и сосредоточатся в одном единственном месте — королевских, блин, чреслах.
Гита по сравнению со мной выглядела, как послушница из какого-нибудь монастыря. Уф, только дайте мне прийти в себя!
Как назло, разозлиться по-настоящему не получалось. Не получалось чувствовать то, что должна была испытывать при сложившихся обстоятельствах. То, что спровоцировало бы выплеск силы и появление на ладонях таких долгожданных искр.
Ничего! Максимум, на что я была способна, — это ругнуться шёпотом. А ведь ситуация такая, что тут бы всех и каждого крыть матом.
— Моя королева бесподобна! — словно из ниоткуда в затянутой туманом комнате-клетке возникло противно улыбающееся лицо ведьмы.
Её стоило послать первой.
— Мой повелитель останется доволен, как и темнейшая владычица Эсфа. Пойдёмте скорее, моя королева. — Она приблизилась ко мне вплотную, чуть слышно шепнула: — А чтобы не омрачали его величество кислым видом, вдохните вот это.
И прежде чем я успела отстраниться, чародейка сунула мне в лицо какую-то склянку. Нос пощекотал приторно-сладкий цветочный запах, и царившая в комнате прохлада сменилась жаром. По телу будто огненная волна пробежала. Я облизала губы, шумно вздохнула и почувствовала, как тяжелеет грудь и меня охватывает непонятное томление.
Чёрт возьми, как же неправильно всё это!
— Вот так, хорошо, — довольно заключила Гита, после чего объявила во всеуслышание: — Её величество готова!
Не готова! Совершенно точно не готова!
Не надо мне к нему!
Видеть его не хочу!
Секунда, другая, и на глаза как будто набросили густую вуаль. Я почти ничего не видела, зато прекрасно всё чувствовала. Малейшее прикосновение… да что там! Даже воздух, казалось, обжигал кожу. Заставлял в нетерпении кусать губы, дышать часто и неровно.
Щёки горели, горела я вся, и вот такая вот… горящая или разгорячённая и предстала пред очами короля. Стоит отметить, что очи эти вдруг резко потемнели. Не знаю, может, в храме погасли все свечи, а может, это я стала причиной внезапного потемнения.
— Даниэла… — хриплый, низкий, такой волнующий голос.
От него вдруг пересохло в горле, и я испытала острую нехватку кислорода.
Король продолжал смотреть на меня, не сводя глаз, будто до этого мы раньше никогда не встречались. На губы, на подвеску (ну или на то, что она выделяла) и снова возвращался к губам. От этого жадного взгляда перехватывало дыхание, с каждым новым мгновением я всё больше хмелела.
— Ты… — начал он всё так же хрипло, но его перебила возникшая рядом Гита.
Вечно появляется, когда не надо.
— Если вашему величеству угодно, можем начинать. Боги ждут и готовы благословить ваш союз.
Редфрит молча кивнул, и чародейка исчезла. Только сейчас, с трудом оторвавшись от его глаз, я заметила, что на нём всё та же праздничная одежда. И почему это его величество не переодели? Впрочем, наверное, даже и к лучшему, что на нём так много одежды.
Оглянулась, желая посчитать свидетелей этого распутства, но храм утопал в густом полумраке. Я не видела никого, кроме стоящего рядом мужчины. Лишь голоса, протяжные, заунывные, долетали до захмелевшего сознания.
— Дай мне руку, — не то попросил, не то потребовал Редфрит.
В любое другое время я бы воспротивилась этой просьбе-приказу, но сейчас со мной творилось что-то непонятное. Протянула руку, вздрогнула, ощутив жар его пальцев, и вместе с Редфритом опустилась на колени перед странного вида священником.
Ну прямо какая-то чёрная месса.
Полуночный обряд в храме тёмных богов мало чем отличался от обряда дневного. Нам точно так же пустили кровь, после чего переплели запястья лентой. Чёрной-пречёрной. Потом были клятвы и констатация очевидного: мы снова поженились. Наверное, чтобы уже наверняка.
Когда священник назвал нас мужем и женой, оплавленные свечи вокруг алтаря полыхнули так ярко и так жарко, что пришлось зажмуриться. К тому моменту я и сама уже вся пылала и даже попытки отвлечься созерцанием гигантских статуй, угнездившихся в каменных нишах в глубине храма, не помогали. Возбуждение разливалось по телу, дрожью предвкушения пробегало по коже.
Спустя несколько мгновений пламя схлынуло, почти погасло, погрузив всё вокруг в густое синюшное марево.
— Пройдёмте за мной, — сказал священник, и подвёл нас к крайней из пятёрки статуй — высеченной из камня величественной красавице.
По-видимому, это и была та самая Эсфа, богиня страсти и плодородия. Задрав голову, я скользнула по божественному лику взглядом, после чего опустила глаза на алтарь вроде того, возле которого мы только что стояли на коленях.
Только этот был меньше в размерах и весь в тёмных пятнах. Не иначе как кровавых. Брр! Феи ведь предупреждали о жертвоприношении. Наверное, какого-нибудь бедного ягнёнка зарезали.
А я ведь так люблю животных.
— Оставлю вас, — проговорил служитель Темнейших и растворился за завесой мрака.
Я даже пикнуть не успела, как Редфрит, подхватив меня под бёдра, решительно усадил на перепачканный в крови жертвенник и тут же, не теряя времени, стал покрывать моё лицо и шею жадными поцелуями. Пальцы мужчины требовательно скользнули по бёдрам, задирая юбку, и без того с готовностью оголившую мои ноги.
Нетерпеливые, обжигающие прикосновения в контрасте с холодом камня заставляли дрожать и кусать губы в предвкушении невероятного. Ещё один горячий поцелуй, и сильные, твёрдые пальцы сжались на моей груди. Не сдержавшись, я всхлипнула, выгнулась, подаваясь ему навстречу. Почему-то грубые, порывистые ласки этого мужчины ужасно заводили. Хотелось большего, причём немедленно, и я едва не застонала от счастья, когда Редфрит опрокинул меня на алтарь, а сам по-хозяйски устроился между моих покорно разведённых бёдер.
Кажется, он не собирался раздеваться, но даже это меня не раздражало.
Хотелось скорее перейти к самому главному, поэтому, когда он коснулся меня там, я шумно выдохнула и закусила губу, стараясь подавить стон всё усиливающегося удовольствия.
Даже хотела посоветовать ему действовать быстрее, не тратить время на разогрев (я и так уже горячее некуда), когда откуда-то сверху послышался женский голос, сухой и строгий:
— Ты разочаровал меня, король.
— Это не я, — быстро сказала я и нетерпеливо посоветовала: — Продолжай!
Но назойливый голос продолжал звучать, гулким эхом наполняя храм:
— Я не принимаю твою жертву и отказываю тебе в своём благословении.
— И чем я прогневил ваше темнейшество? — скрипнув от досады зубами, бросил в темноту Редфрит.