– А-а-а-а… это ты, – прошелестел он, – Алдерианская шлюха!
Меня словно по затылку ударили, но я сцепила зубы и стиснула кулаки, заставив себя промолчать в ответ на провокацию.
Зато Иштван молчать не стал. Я слова сказать не успела, как мимо меня скользнула огромная тень. Мощная рука схватила Баттори на шиворот и легко, как тряпичную куклу, приподняла его над полом.
Феликс обмяк, даже никак не отреагировав. Его ненавидящие глаза метались с Иштвана на меня и обратно.
– Иштван! – перепугалась я, – Не на…
– Не волнуйся, Василиса, – жёстко усмехнулся Алдериан, – ты обязательно с ним поговоришь. Я просто хочу напомнить господину Баттори о необходимости иногда придерживать его поганый язык!
И встряхнул Феликса. Тот скривился и прохрипел:
– Не мог отказать себе в таком маленьком удовольствии напоследок…
Иштван молча отпустил его, и Баттори обвалился на пол. Кое-как подтянул к себе дрожащие руки и ноги и сел.
– Спрашивай, Василиса, – сухо сказал Иштван, – а я тут побуду. Вдруг господин Баттори вздумает опять болтать всякую… как это на твоём языке? Фигню.
Это слово в устах Иштвана прозвучало так внезапно, что я невольно прыснула и тут же посерьезнела. Вновь продемонстрировала Феликсу медальон и отрывисто спросила:
– Ну? Что можешь про него сказать?
Феликс прищурился. Он выглядел ужасно: серо-белая, как старое осиное гнездо, кожа, туго обтягивала череп, а ярко-рыжие волосы словно выцвели и потускнели. Было ощущение, что его присыпало то ли золой, то ли пеплом. Я вдруг впервые задалась вопросом, а как я-то выгляжу? Боюсь, когда доберусь до зеркала, упаду в обморок!
– Зачем тебе это? – с издёвкой спросил он, – Решила в такой момент мне всякий мусор показывать? Чтобы поиздеваться?
Я стиснула зубы.
– Это медальон Тамары Громовой, – отчеканила я, – Тебе известно это имя?
И тут на лице Феликса впервые промелькнуло что-то, похожее на страх. Я без слов поняла: имя мамы он узнал!
Сердце бешено заколотилось. Неужели я на верном пути и сделала ещё шаг по направлению к разгадке?
– Тебе известно, – дрожащим от волнения голосом констатировала я, – вижу по твоему лицу. Она была тут? Куда делась? Отвечай!!
Феликс рассмеялся мелким скрежещущим смехом, словно царапал пенопластом об стекло. Меня передёрнуло, но я ждала ответа.
– Ковену пришлось потратить на неё много сил, – просипел он, и моё сердце упало от жуткого предчувствия, – она отыскала нас даже тут!
– В смысле, отыскала? – вырвалось у меня, и я тут же забыла про усталость, – Она где-то тут? Неподалёку? Что вы с ней сделали?!
Баттори стиснул губы в тонкую, почти невидимую нитку. Поднял глаза, словно пытаясь разглядеть что-то наверху. Прищурился.
– Пусть это будет мучить тебя до конца твоих дней, дочь Тамары Громовой, – прошелестел он и вдруг громко выкрикнул:
– Господин мой Гонож! Сестра! Я иду вслед за вами!
И резко выдохнул какое-то слово, целиком состоящее из шипящих и свистящих звуков. Тут же его тело обмякло и повалилось на пол, рассыпавшись щепки и обдав нас невыносимым зловонием протухшей воды.
– Нет! – вскрикнула я и кинулась вперёд, даже не обратив внимания на отвратительный запах, – Нет!! Вернись! Поганец!!
Меня придавило дичайшее разочарование, а под ногами словно открылась бездна. Я не могла поверить, что ответы об исчезновении мамы были почти у меня в руках, но тот, кто мог мне хоть что-то сказать, умолк навсегда!
– Василиса…
– Нет! – меня заколотило в истерике. Я бездумно зачерпывала щепки и швыряла их в сторону, а потом опять собирала их в кучу. Словно пытаясь собрать Феликса обратно, чтобы вытрясти из него всю информацию, – нет, пожалуйста, не надо…
– Василиса! – уже более властно повторил Иштван. Я почувствовала, как его крепкие руки подхватили меня под мышки и бережно приподняли, – Василиса, посмотри на меня.
Я молча подчинилась и уставилась на него, чувствуя, как по лицу бегут горячие ручейки горьких злых слёз.
– Мы найдём твою маму, – веско проговорил Иштван, подцепив моя подбородок пальцем, – ещё ничего не закончено. Я уверен, что она жива, а Баттори всё нам откроет.