А теперь Иштван хочет допрашивать её лично.
“Будь я Ханной,” – проскрипел внутренний голос, ужасно похожий на Тивадая, – “я бы на её месте только обрадовался! Вдруг получу шанс соблазнить его? Точно упускать его не буду!”
Нет. Это бред!
Я замотала головой, но сердце болезненно сжалось от этой мысли.
Я никогда ещё никого не ревновала, но почему-то в этот момент отчётливо осознала, что именно так ревность и ощущается. Как ледяная рука, которая стискивает бедное сердце и вытягивает из души всю радость жизни.
Очень поганое чувство…
– Мне надо поговорить с Иштваном, – пробормотала я и спохватилась, поймав на себе изумлённые взгляды Роланда и Эстер.
Ну конечно же, они не в курсе наших взаимоотношений! Наверняка в их глазах всё выглядело так, что ректор просто отправился вытаскивать из передряги неугомонную студентку, которая по дурости туда и угодила.
– В смысле, с господином Алдерианом, – тут же поправилась я, – я беспокоюсь за Ханну и хочу попросить его быть к ней более снисходительным.
Роланд и Эстер переглянулись.
– А что… – начала девушка, но её вдруг перебил голос Маргарет, старшей медсестры. Она приоткрыла дверь, сунула голову в палату и радостно сказала:
– У вас скоро будет такая возможность! Судя по всем показателям, вы уже пришли в норму, так что завтра мы уже будем готовы вас выписать!
Взглянула на ребят и с лёгким смущением добавила:
– Шла мимо, не могла удержаться от хорошей новости. Простите за беспокойство.
Выписать! Сердце радостно подпрыгнуло…
…И тут же обвалилось вниз.
Выписка обозначала скорую встречу с комиссией, которую мне пообещал Иштван. И я почему-то ничего хорошего от неё не ждала!
Глава 41
На следующий день, вечером, уже после того, как меня выписали, я стояла посреди просторной аудитории на первом этаже Академии, где собралась комиссия, и никак не могла унять дрожь в пальцах.
Одну руку я держала в кармане брюк – там у меня лежал медальон мамы, чьи прохладные металлические бока я постоянно поглаживала. Это помогало мне немного снять волнение и расслабиться, ведь волновалась я будь здоров, как!
Передо мной за длинным столом сидели четверо. И четыре пары глаз буквально пронзали меня взглядами, правда, каждая по-разному.
Йоланда Гальне, декан факультета алхимиков, смотрела тепло и ободряюще. Её присутствие придавало уверенности, как глоток свежего воздуха. Она поймала мой взгляд и успокаивающе улыбнулась мне, как бы говоря: “Всё будет хорошо, Василиса, не переживай!”
Рядом сидела Амалия Граймс, декан факультета Заклинателей. Её взгляд был отстранённым и оценивающим, а лицо – непроницаемым. Глядя на неё я совершенно некстати вспомнила, как она пыталась недвусмысленно кокетничать с Иштваном, и нахмурилась от этого воспоминания. От этого в груди неприятно кольнуло. Впрочем, учитывая все произошедшие с той поры события, это, казалось, произошло в какой-то другой жизни, и теперь не воспринималось, как что-то существенное.
По левую руку от Амалии сидел Артур ди Грегуар, который преподавал Призыв духов. Вид у него был такой скучающий, словно он мечтал, чтобы вся эта бодяга побыстрее завершилась, и он мог бы спокойно заняться чем-то более интересным. Он скользнул по мне ничего не выражающим взглядом и, казалось, едва сдержал зевоту.
При виде него я слегка перевела дух. Пока всё идёт нормально, я не жду ни от кого из них какой-то подлянки…
А дальше я перевела взгляд на последнего члена комиссии, и моё сердце упало, а в висках нехорошо заныло.
Мне змеино улыбалась Марта Галаште, с которой мы уже схлестнулись на занятиях по магическим сущностям. Более того, она плотно общалась с Азалией Фернбах, богатой студентке, которая меня ненавидела потому, что люто ревновала Иштвана ко мне.
От присутствия Марты и воспоминаний об Азалии моё настроение резко ухудшилось.
Что она тут делает? Сама настояла или Иштван её взял? Хотя я его не предупреждала о ситуации с Мартой… Да и какое я имела право указывать ему, кого брать в комиссию, а кого – нет? Я же просто студентка.