Говорили, что его недолюбливал начальник управления спортивных игр Спорткомитета СССР Сыч, который в 1990-е станет председателем Федерации хоккея РФ. Он же мог сыграть ключевую роль в “сносе” из тренеров сборной Тарасова в 1972-м – как раз тогда, когда Анатолия Владимировича сменили на Всеволода Михайловича. Перед номенклатурой антагонисты Бобров и Тарасов оказались равны. Барского гнева и барской любви в их биографиях было предостаточно.
Бобров в течение своей карьеры играл под разными номерами, часто – под номером 9. Но цифра 7 имела для него особое значение. Уж во всяком случае, в хоккее. Победный матч сборной СССР в 1954-м в матче с канадцами – счет 7:2. Первая игра с НХЛ в 1972-м – счет 7:3. Победа бобровского “Спартака” над ЦСКА в 1967-м – счет 7:3.
А умер Бобров в пятьдесят шесть лет, в 1979-м, когда в его любимых видах спорта снова менялись поколения и игроков, и тренеров. Оторвался тромб, прямо на тренировке. И хотя умер он в больнице, а не на футбольном поле, все равно было ощущение смерти на “сцене”, там, где протекала его блистательная, легкая и быстрая жизнь – от прорывов Боброва-игрока до прорывных и знаковых побед, которые делали историю страны и спорта.
Страна советников
Книги по истории послевоенного и в большей степени хрущевского и постхрущевского периода накапливались в библиотеке десятилетиями. Советский Союз был сложным феноменом, и столь же сложной, похожей на лабиринт или борхесовский сад расходящихся тропок оказывалась его система управления, упиравшаяся в непреодолимую стену когда марксистских, а когда имперских и сталинистских догм. Отец и брат побывали в разное время (и даже немного совпав по времени) внутри аппаратной и интеллектуальной обслуги системы. И мне всегда были интересны люди, которым удавалось сохранять достоинство и здравый смысл, находясь в недрах аппарата.
Лощеный партийный интеллектуал, обладающий легким и строгим пером, сочиняющий тексты высшему руководству в Завидове и Волынском-2, проводящий отпуск в поселке Успенское, где среди прочих живут помощники и консультанты вождей, в санаториях “Сосны” и “Юрмала”. Обаятельный мужчина с аккуратно подстриженными усами и изысканной сединой. Бывший фронтовик, один из тех, кто вполне мог бы стать персонажем фильма “Белорусский вокзал”, человек с трезвыми представлениями о действительности. Жизнь размеренна и монотонна, как коридоры Старой площади. Мелкие кулуарные интриги враждующих подъездов ЦК и подковерные свары журналов-органов ЦК КПСС скрашивают жизнь, а частые зарубежные поездки к братским партиям ее украшают. Квартира в тихом центре, 1-я поликлиника в пяти минутах ходьбы, паек с копченой и докторской колбасой из Спеццеха, библиотека ЦК со всеми новинками, где, впрочем, иногда приходится вставать в “очередь” за нашумевшей публикацией в толстом журнале, первоклассный круг дружеского застольного общения – от Георгия Арбатова и Александра Бовина, предлагающего “сплотиться на прочной марксистско-ленинской основе” в ресторане Домжура, до однокурсника Дезьки Кауфмана (Давида Самойлова). Сомнения после вторжения в 1968-м в Чехословакию: не уйти ли из ЦК? Сомнения в годы начавшейся перестройки: новый генсек-реформатор вдруг позвал к себе помощником, а на носу собственное семидесятилетие и хочется покоя, книг, выставок, концертов в Консерватории. Но вдруг такой шанс – поучаствовать в попытках изменить страну. Сделать то, что не удавалось в течение долгого времени работы на Старой площади, – воплотить на практике те тезисы, которые пытался вставлять в речи секретарей ЦК, включая генеральных, всю предыдущую жизнь.
Это все – об Анатолии Черняеве. Очевидна перекличка с гигантской по масштабу фигурой Андрея Дмитриевича Сахарова, родившегося в мае 1921 года, тогда же, когда и Анатолий Сергеевич. Андрей Дмитриевич пытался менять систему изнутри до 1968-го, а потом, с 1968-го, – извне. Черняев – всего лишь интеллектуальная обслуга. Но Брежнев читал и записки Сахарова верхам, и наброски к речам своих советников, среди которых – Анатолий Сергеевич. Это важно: в стране, управлявшейся словами, в логократии, абзац из речи начальника теоретически мог что-то изменить.
Черняеву мы обязаны самым подробным, если угодно, социологическим отчетом о власти и о мотивации пребывания в ней. Незадолго до своего девяностолетия, в 2008-м, Анатолий Сергеевич опубликовал подробнейшие дневники: 85 авторских листов, 1059 страниц убористого шрифта, записи с 1972-го по самый конец империи – 1991 год.