Этих лидеров, которые, повторюсь, в политическом смысле были врагами, история поставила в один ряд как реформаторов и, если говорить в терминах XIX века, освободителей.
Гордость и предубеждения
Горбачев ошибался. У Горбачева были предубеждения.
Черно-белый памятник Хрущеву на Новодевичьем отражал противоречивую натуру Никиты Сергеевича, в годы правления которого было и подавление венгерского восстания, и Новочеркасский расстрел рабочих, и Карибский кризис, который он спровоцировал. Но он дал свободу и реабилитировал множество невинных и замученных страшной диктатурой людей. Он изменил, пусть и на время, атмосферу в стране.
У Горбачева были, особенно в конце правления, тяжелые эпизоды – например, Вильнюсские события января 1991 года. Бывшему секретарю крайкома, а затем ЦК непросто давались многие шаги. В частности, Михаил Сергеевич долго не мог признать существование секретных протоколов пакта Молотова – Риббентропа. Тянул он и с признанием Катыни. Но ведь в результате признал и то и другое.
Михаил Сергеевич цеплялся за Ленина. Это сейчас может показаться смешным. Но он противопоставлял его Сталину, а это уже не смешно и очень серьезно. Горби начал вторую десталинизацию, которую до конца не довел потом даже Ельцин.
Настаивая на гласности, Горбачев долго скрывал детали Чернобыльской аварии. Начиная реформу экономики, зашел не с той стороны – начал накачивать госинвестициями машиностроение. Из-за “ускорения” настоящие реформы задержались года на два. Но ведь потом, со времени июньского пленума 1987 года, начались. А затем – затормозились. Именно Горбачев и его министры не решились на либерализацию экономики. Последствия расхлебывали Ельцин с Гайдаром.
Горби допустил выборы, но с “красной сотней”. Он выпустил на волю демократическую энергию, освободил Андрея Сахарова, но того же Сахарова не уберег от шельмования. Он купался в популярности, отменил шестую статью, то есть всевластие партии-государства, а потом не решился на всенародные выборы президента СССР.
“Дилемма Горбачева” – этим термином называлась следующая ситуация: с одной стороны, Горбачев дал свободу СМИ и – шире – мнениям, с другой – сам стал жертвой этой свободы. Но он ее не подавлял!
Из Советского Союза уходили республики, многие – проклиная империю и фактическую оккупацию. Но ярмо империи они смогли скинуть только после того, как им это фактически разрешил Горбачев. Вернее, он разрешил им свободно говорить и собираться мирно, без оружия в рамках империи и социалистического выбора. Но он не понимал, какой горный обвал спровоцировал.
Он не хотел отказываться от социализма. Верил в то, что Союз можно было сохранить. Общим местом стало, что именно он его развалил, а ведь империя, последняя после Османской, Австро-Венгерской, Британской, разваливалась в соответствии с неумолимой логикой истории. Горби хотел ее укрепить, дав свободу, а она немедленно начала расползаться, как плохо пропеченный пирог.
Горбачев опаздывал. Вывел войска из Афганистана, когда сама афганская война уже морально разъедала СССР изнутри.
Михаил Горбачев бежал впереди лавины, делая вид или даже думая, что возглавляет ее движение, а она уже была неуправляемой. В результате он бежал от нее, от этой лавины. Общество раскрепощалось быстрее государства.
Избавление от страха
Мир благодарен ему за фукуямовский “конец истории”, состояние, которое было реальностью в течение некоторого времени, что, собственно, Фрэнсис Фукуяма, которого совершенно незаслуженно пинают до сих пор за этот вывод, и констатировал. Коммунизм пал. В течение некоторого времени образцом для подражания стала западная демократия с ее либеральными ценностями и свободным рынком. Не султанаты, не диктатуры, не тоталитарные режимы были в почете, а политические системы, предполагавшие нормальное развитие, без войн, репрессий, чрезмерного государственного вмешательства в экономику и без вторжения тайной полиции в частную жизнь и частное мышление частного человека.
Мир носил Горбачева на руках. Он называл его Горби. Популярность Михаила Сергеевича поначалу зашкаливала и в Советском Союзе, но за пределами страны он стал идолом. Сейчас об этом не помнят или не хотят помнить.
Ничего он не разваливал – все было “разрушено до нас”. Да, заблуждался, верил в империю и в социализм, то есть ровно в то, в уничтожении чего его обвиняют. Он избавил мир от страха ядерной катастрофы, вернул человеку человеческое – способность думать и ощущать себя свободным.