Богиня, спохватившись, всплеснула руками и из водных озерных глубин к нашим ногам, громко отплевываясь, выполз измученный юноша. Полностью выбравшись на песчаный берег, он перевернулся на спину, раскинув в стороны руки, и тяжело дыша, уставился на небо, счастливо улыбаясь.
— Кшиштовушка! — подбежала к недоутопленнику сердобольная баба Яга. — Ты как себя чувствуешь?
— Пятьсот лет небо голубого да солнца красного не видел! — просипел парень. — Только в отражении озерном.
— Милок, к нам Сарасвати твоя плывет, ты уж не забудь повиниться, в ноги кинуться и о любви своей безграничной рассказать, — заподозрив неладное, проинструктировала баба Яга, не забыв накрыть нас куполом.
— Видеть ее не могу, дуру злопамятную! — зашипел перекошенный от гнева парень.
— Это понятно, — проявляла чудеса терпения старая перечница, успокаивая Кшиштова. — Только нам немало усилий приложить пришлось, чтобы уговорить ее тебя расколдовать!
— Если она что-то заподозрит, быть тебе утесом еще лет пятьсот, — настоятельно предупреждала Янина.
Парень тут же подобрался и, найдя глазами богиню, начал слабо, через силу улыбаться ей.
— Понял бабоньки! Спасибо вам, что в беде не оставили! Вовек не забуду! Если помощь моя вам нужна будет, то я с радостью! Чем смогу, помогу! — удивил нас возлюбленный богини.
— Понадобится, ой милок, понадобится! Нужно уговорить твою злопамятную кралю вот этих матрешек расколдовать, причем всех в Кощеевом государстве! — поставила нешуточную задачу баба Яга.
Кшиштов окинул взглядом фронт работ и ужаснулся. Весь берег и пляж вокруг озера был битком забит стоявшими на коленях матрешками в черных чадрах.
— Да это невозможно!
— Так ты уж расстарайся, умилостиви Сарасвати свою, — с большим намеком проговорила баба Яга, убирая полог тишины.
— Вроде ничего, жить будет! — голосом врача-хирурга, закончившего осмотр пациента, сообщила старушка, мы с Яниной в связи с наличием молодой внешности к нему даже не подходили, опасаясь божественного приступа ревности. — Ты с ним поосторожнее! Человеческое тело хрупкое и требует бережного отношения.
На это богиня лишь кивнула и с некоторой опаской и тревогой подошла к мокрому парню, явно чувствуя за собой вину. Кшиштов тоже не спешил кидаться обнимать свою «возлюбленную».
— Кхе, кхе, — прокашлялась за спиной у богини молодая зараза, демонстрируя бывшему утесу кулак, мол, давай должок отрабатывай!
— Любимая! — тут же просиял парень, поднявшись с песка и бросившись на свою божественную заразу и закружив ее в удушающих объятиях. — Как же я соскучился! Как ДАВНО я мечтал об этом!
Глава 60
Сарасвати, не подозревая об истинных эмоциях своего молодца, прослезилась и обняла в ответ Кшиштова. Они еще долго топтались по песочку! Все закончилось страстным поцелуем с характерным чмоканьем.
— Ах! — вновь послышалось со всех сторон.
Матрешки, не избалованные подобным зрелищем, млели под чадрами. Богиня с истерзанными губами окинула окрестности хмельным, уже совершенно не от Горынычевского вина, взглядом и опомнилась.
— Уважаемые гости моего озера, в честь освобождения моего возлюбленного от каменного плена, я не буду вас карать за несанкционированный визит и отпускаю с миром, — надменно проговорила эта божественная неблагодарность.
— С миром отпускать нас не нужно, — напомнила баба Яга. — Нам нужно этих страдалиц расколдовать!
В подтверждение бабулькиных слов матрешки усилили молитвенный напор.
— Ты их пятьсот лет назад проклятьем одарила, теперь его снимай! — продолжила напирать Янина.
— Не буду! — капризничала Сарасвати. — Они надо мной смеялись!
— Не они! Тех, что смеялись, уже давным-давно в живых нет! А эти матрешки никогда смеяться над тобой не будут! Наученные! — не отставала старая перечница.
— Не будем! Не будем! Наученные! Наученные! — словно раскаты грома, доносилось со всех берегов заповедной лужи.
— Любимая, в этот знаменательный день нашего примирения, разве не хочется тебе всех окружающих тоже сделать счастливыми? — подключился Кшиштов.
— Нет! — упрямилось божество.
— Ты меня не любишь? — парень воспользовался избитым способом, который с этой врединой, вполне мог сработать. — Тогда преврати снова в утес, раз не можешь простить мой поступок!
Кшиштов был хорош! Для пущей убедительности мы дружно испуганно вскрикнули «ох» и попеременно шмыгали носами, растирая по лицам несуществующие слезы. Расколдованный молодец был до глубины души поражен слаженностью нашей работы.