Офицер сказал, что необходимо специальное разрешение из Министерства природопользования.
– Вы что, мужики?!. – запрыгал, как петушок, Поперека. – Самолет же вот-вот улетит! Смеетесь!
– Нам смеяться некогда. Следующий!
– Да как я сейчас в Москву попаду?! Парни! Позовите старшего!
Появился старший, угрюмый служака-хакас с желтыми от усталости глазами. Выслушав крики Петра Платоновича и разъяснение своего младшего коллеги, он подумал и дернул щекой:
– Возьми в администрации области.
– Запросто! – обрадовался Поперека. – Что должно быть в этой бумаге? То же самое, что в письме Академии? Мол, везу то-то и то-то туда-то?
– Нет. Там должно быть следующее. Что там, где вы брали образцы, рядом нет ценных месторождений.
Ни фига себе! Да в Сибири, куда ни ступи, везде на что-нибудь наткнешься – то на золото, то на графит, то каменный уголь лезет из земли, то нефть... Ну да ничего, Поперека уговорит геологов.
– Сколько еще стоит самолет? Час простоит???
К счастью, рейс из-за неисправности шасси задержали до вечера. Поперека, помнится, радуясь этому обстоятельству (судьба!), полетел на такси в город, пробежал в Геолком областной администрации, но председатель комитета Вараввин в отпуске (в Тайланде старый хрен!), а заместитель Мендель вдруг струсил. Петр Платонович бегал перед ним, как тигр в клетке, и хрипло кричал:
– Ну, давайте на вертолет, это рядом... покажу, где брали образцы... там глина, ил... мертвые сорожки...
– А в стороне? – бормотал старый геолог. – Быть не может, чтобы ничего не было.
– Ну вы что, этот квадрат не знаете? Где карта?! – бесился, опасно покраснев и дергая шеей, Поперека.
– Всё я знаю, – отвечал старик, – и справки не дам. Тем более, образцы радиоактивные. Может, там наводка на атомный завод.
– А на что же еще!.. – выпалил и осекся Поперека. И уже спокойнее, как бы небрежно. – Да там фон как везде.
– А если как везде, зачем везете? Нет, не дам справку.
Но Поперека есть Поперека. Узнав в агентстве “Дюла-тур”, где, в каком тайландском отеле остановились туристы из области, он дозвонился (на часах уже было 16.30) до председателя комитета, наговорил на тысячу рублей:
– Мы же входим в Европейское сообщество! Мы же цивилизованная страна, а не бяка с крышкой! Да всё уже со спутников сфотографировано на всех частотах!.. – пока не убедил Вараввина немедленно позвонить своему заместителю с приказом подписать необходимую справку для таможни.
Хотя и нынче не так всё плохо. Пусть и обманом, но добился результата, образцы грунта с берегов великой реки скоро будут в женевской лаборатории. И мы еще поборемся с Минатомом, с этим засекреченным от своего народа монстром, для которого Сибирь – безлюдная пустыня, куда москвичи-начальники, дружащие с американцами, надумали эшелонами везти отработавшее ядерное топливо из дальних стран и валить под первый попавшийся забор! Мало вам плутониевого завода за “колючкой” в горе и всего того, что он тайком натворил здесь за минувшие десятилетия?! И если вы не ставите ни в грош результаты наших химических и радиационных анализов, то посмотрим, как запоете, когда наши данные будут подтверждены и опубликованы в “Journal of Enviromental Radioactivity”.
– Фиг вам в ухо!.. – бормотал Поперека, почти не видя скачущую перед глазами дорогу. – Фиг в нос! В пятку!.. Думаете, дам отравить Сибирь, самые чистые в мире воды?! Встану, как столб железный!
– Ты о чем? – сопя, спросил Антон.
– Анекдот слышал?.. – завелся привычно Поперека. – Если вы чувствуете, что у вас всё есть, но чего-то не хватает, значит, вы пьете безалкогольное пиво. Или вот. Кроха сын к отцу пришел: “Папа, я на химии опыт проводил. Только всё взорвалось”. – “Учителка тебе двойку влепила?” – “Не успела”. – И до самого города Петр Платонович хрипло рассказывал смешные байки, зажмурив от усталости глаза с белыми кристалликами соли у переносья.
2.
Ночь он провел на старой квартире, у жены, по случаю дня рождения сына, а поскольку сын в 23.00 уехал на дежурство в свою колонию, то и заночевал у него в комнате, рядом с мотоциклом...
А утром случилось то, что случилось. Кажется, он даже потерял на секунду сознание, когда разглядел эту газету – Наталья, вернувшись с прогулки с собакой, принесла ее снизу, из почтового ящика, а он всегда читал первым, даже, бывало, бранчливо пошучивал, что, если жена его опередит, ему кажется, будто она выела все буквы, как воробей семечки из подсолнуха, – вот и выхватил, выйдя из комнаты сына, шуршащие новости у нее, бегло осмотрел первую полосу, глянул внутрь, мельком остановился на последней, где бывают забавные объявления... и вот там, внизу, справа, где печатают некрологи, перед ним предстала в черной рамке его собственная фотография.
Что это?! Померещилось?.. Нет, это его, его фотопортрет!!! И подпись:
“Патриоты Красносибирской области с прискорбием извещают, что известный физик Поппер П.П. скончался от разлития желчи. Прощание возле ворот АЭС, панихида в синагоге, похороны на мусульманском кладбище... Скорби, Америка! Группа опечаленных товарищей”.
Негодяи! Подонки!!! Его качнуло... в голове словно река зашумела... Грубо, как слепой, сложил, почти смял газету и, выдохнув: “Сплошная чушь!” – бросил на стол – как бы небрежно, но, быстро передумав, отнес подальше от жены в комнату сына (она в эту минуту мыла в тазике ноги Руслану), сунул, не зная куда лучше припрятать, под кровать и, набросив куртку, выскочил вон из подъезда, побежал мимо Института Физики в лес.
Он всегда так делал, когда нужно было пережечь раздражение, когда бесили обстоятельства. А тут такое творит пресса! Сволочи в кубе! Кстати, они напечатали “Поппер”, суки!.. соорудив на американский манер фамилию из его фамилии Поперека, видимо, на тот случай, если подаст в суд на газету?! Пошли вон!..
Сейчас бы головой в сугроб или сигануть, зажмурив глаза, на лыжах по холмам, но в лесу сопит осень, на трижды выпадавший снег трижды осыпался лиловый мрачный дождь... А вчера еще выпил водки, да лишнего... сын дерзил... спалось плохо... И Петр Платонович, сжав кулаки, бежал, огибая деревья и хлюпая по раскисшему, в рыжих и черных пятнах снежному покрову, сквозь который проглядывали листья берез и рябин... а над его головой проносились, подпрыгивая, красные, грузные гроздья рябин...
Он несся, дергая шеей, оскалясь от бессильной ярости, не в кроссовках – в летних ботинках, вмиг намокших и уже вихляющихся под пятками... Ах, жаль, не сообразил рассказать жене перед выходом из дома по неисправимой своей привычке хоть что-нибудь, хоть анекдот – она привыкла к нему такому, она и “выжила” его за то, что неостановимо говорит, голова от него болит. Теперь же заподозрит – с ним что-то случилось.
К счастью, никто навстречу не попался, физики и биофизики Академгородка отбегали своё часа полтора назад, в сумеречную пору рассвета. А сейчас, поди, уже шли, позавтракав, на работу. Стремительно сделав в березняке большой круг, под сопкой с передающими антеннами городских телевизионных станций, он повернул подкашивающиеся ноги к дому, где жил сам, в однокомнатной квартире умершей четыре года назад матери. Не дожидаясь лифта, взбежал на этаж и, вдруг подумав: не заглянула ли случайно жена под кровать сына, не вытащила ли почитать гнусную газетенку?.. (огорчится, сыну расскажет, дочери напишет...), скатился вниз и, перескакнув улицу, вознесся в старую квартиру.
Жена, к счастью, была на кухне, варила кашу, а когда удивленно выглянула – буркнул:
– Забыл записную книжку... Да, такая история! Останавливает гаишник шестисотый мерс, а у того стекла зеркальные. Ну, заглядывает в одно окошко, в другое – честь отдает: “Проезжайте, со своих не берем!” – Поперека быстро оскалил все зубы (о, эта его улыбка! “Лучше бы ты не улыбался!”, как говаривала Наталья в прежние годы), прочмокал во влажных носках в спальню, выхватил из-под кровати газету и затолкал во внутренний карман куртки.