— Да. Вы помните, где вы оставили кресло?
— Где-то между виселицей и той железной лесенкой, но точно не помню.
— Железная лестница находится у самой двери. Получается, господа, что лежавшее на боку кресло, о котором мы слышали от троих свидетелей, было тем самым креслом, которое миссис Уильямсон унесла из-под виселицы, что и объясняет его последующее местоположение. Да, миссис Уильямсон. Вы говорите, что оставили кресло. Вы его аккуратно поставили или, скажем так, уронили?
— Я его поставила не очень аккуратно и слышала, как оно упало, но не пошла его поднимать.
— Разумеется. Теперь мы знаем, на основании медицинского освидетельствования, что миссис Стреттон была уже мертва в тот момент, когда вы забрали кресло почти из-под ее ног. Вы этого не осознавали?
— Нет, — ответила миссис Уильямсон, непритворно вздрогнув.
— Вы и правда не знали, что она пропала?
— Нет.
— Вы сказали, что кресло лежало под виселицей. Не могли бы вы уточнить? Находилось ли оно, например, под какой-то из перекладин?
— Нет. Насколько я помню, оно было посередине треугольника.
— Как по-вашему, не могла миссис Стреттон толкнуть туда кресло, в случае если она им воспользовалась для того, чтобы повеситься?
— О, думаю, вполне могла.
— Благодарю вас, миссис Уильямсон. Это все.
Роджер стиснул локоть Колина отчаянной хваткой.
— Колин! Ты понимаешь? Это правда самоубийство! Она все-таки это сделала, — возбужденно шептал он под общий гул, сопровождавший возвращение миссис Уильямсон на место. — Все наши хлопоты выеденного яйца не стоят!
— А я никогда и не верил, что это бедный крошка Дэвид, — невозмутимо отозвался Колин.
Вердикт никаких сомнений не вызывал.
Итоговая речь коронера оказалась краткой и милосердной. Он не воспользовался возможностью, которая доставила бы немало удовольствия многим его коллегам, и не счел своим долгом прочитать мораль Рональду Стреттону, что виселица — вряд ли уместный комплимент даже для его прославленного гостя, хотя был вынужден указать на то, что ее провоцирующего воздействия на неуравновешенную, впечатлительную психику нельзя не отметить. И облегчив таким образом душу, он приступил к обобщению доказательств, причем делал это так, чтобы была ясна не только его собственная точка зрения, но и то, что в столь простом деле никакой иной просто быть не может. И правда, судя по свидетельским показаниям, все выходило именно так. А психические особенности умершей только подчеркивали очевидность подобного вывода.
— В конце концов, господа, — завершил коронер свою речь, — все, что вам остается, — это спросить себя, убеждены ли вы, во-первых, в том, что миссис Стреттон умерла в результате удушения, и если да, то, во-вторых, произвела ли она его сама без всякой посторонней помощи. Если вы согласны с обоими пунктами, тогда фактически возможно вынести только один вердикт.
И жюри присяжных его вынесло.
Глава 15
Последние штрихи
Роджер с Колином шли пешком из Уэстерфорда назад в Седж-парк на ленч. Для них хватило бы места в машине Уильямсонов, но после краткой, но пламенной дискуссии по выходе из зала, где проводилось коронерское дознание, Роджер решил, что лучше пройтись и выпустить из себя лишние эмоции. Он надеялся, что Колин в этом ему поможет.
— Она все рассказала полиции еще вчера утром! — патетически восклицал Роджер. — Ходила, оказывается, на крышу, чтобы посмотреть, что поделывает муженек. Вот взяла и все выложила суперинтенданту. Но сказать мне об этом хоть слово — это нет, об этом она даже не подумала.
— А какого, собственно, лешего? — резонно поинтересовался Колин.
Роджер, однако, резонов не принимал.
— Ну могла бы она по крайней мере упомянуть об этом хоть Рональду, да хоть кому-нибудь. «Как-то не придала этому значения!» Точь-в-точь моя набожная тетка!
— Да хватит, Роджер, не принимай так близко к сердцу!
— Нет, но ты подумай, как мы могли лажануться! Это просто милость божья — что меня об этом не спросили, а то я бы точно ляпнул, что, когда мы снимали тело, кресло лежало под виселицей. Непременно так бы и сказал!
— Тогда ты бы совершил лжесвидетельство, — невозмутимо указал ему шотландец.
— А вот и нет.
— Как это?
— Потому что я не приносил никакой присяги — что мог видеть и ты сам, и остальные, у кого есть глаза. Равно как этого, к твоему сведению, не делала и миссис Лефрой.