Все — начиная с рядовых и кончая офицерами — чувствуют себя раскованно, свободно, нет той обычной армейской подтянутости, четкости. Никаких козыряний, приказаний, покрикиваний. Кажется, что каждый занимается чем хочет. Но это только кажется. Бойцы в колонне — опытные солдаты-фронтовики. У многих за плечами немалый путь, от первого боя под Ленино до Берлина… Тепло, спокойно, вот каждый и устроился, как ему удобнее. Одни отсыпаются за все время, другие, подставив лица солнцу, курят, ведут неторопливый разговор, глазеют по сторонам. Кто-то лениво и тихонько наигрывает на гармошке, кто-то напевает. Тоже тихонько… На одной из подвод из рук в руки переходит фляжка: глоток водки разве повредит? Лениво, медленно, с виду беззаботно движется длинная колонна. И только по тому, как солдаты относятся к оружию, можно догадаться, что это войско видало всякое. Вроде бы каждый расслаблен, занят своими делами, но винтовка или автомат всегда под рукой, да и от дороги не отходят, никто не слоняется по обочинам, ибо черт его знает, что это за местность, ведь она еще не разведана, а с минами шутки плохи.
Наиболее занятым и всецело поглощенным своими делами был в эту минуту в колонне командир второго взвода молоденький старший сержант Сташек Родак. Его взвод назначен дежурным подразделением на марше. Сержант метался туда и обратно вдоль всей колонны, следя за тем, чтобы все было в порядке. К счастью, его трофейный мотоцикл работал что надо, только вот мощный мотор «харлея» без глушителя ревел и дымил безжалостно. Родак не обращал внимания на подтрунивания товарищей, прибавлял газ и срывался с места, поднимая за собой клубы пыли. Сейчас он мчался навстречу движению растянувшейся колонны, надо проверить, как справляется Ковальчик с этими чертовыми коровами. Несмотря на то что все шагают не торопясь, а идущие в голове колонны «студебеккеры» пилят на первой скорости и время от времени останавливаются — хвост все больше отстает. «Черт возьми, что за войско! Коров им захотелось!» — ругается в душе Родак, но приказ есть приказ, поэтому он и назначил старшим Ковальчика, выделил ему еще двоих в помощь, чтобы приглядывали за скотиной. Вот приближается последняя подвода, а Ковальчика и его пяти коров что-то не видать. Родак резко притормозил.
— Что с Ковальчиком?
Дремавший на облучке высокой желтого цвета брички пожилой черноволосый капрал зевнул и лениво кивнул головой назад.
— Отстал, наверное.
— Отстал, отстал! Это я и сам вижу, а давно?
— Да нет, не так уж.
— Подтянись, а то и ты тащишься как черепаха…
— Лошади устали… Далеко еще?
— Вон там, наверное, — показал Родак рукой на кирпичное здание, прибавил газу и помчался искать Ковальчика. «Врежу старику, невзирая ни на что, — обещал сам себе сержант. — Этому Ковальчику можно сто раз говорить одно и то же, а он все равно стоит на своем. Упрямый мужик».
Смотреть за коровами Ковальчик, собственно говоря, сам напросился. «Так скотину надо понимать, товарищ старший сержант! Корову по стойке «смирно» не поставишь, к ней надо иметь подход, а как же», — убеждал он. Вот они. Наконец-то. Родак оглянулся. Колонны уже не видно. Ковальчик со своими коровами отстал, наверное, километра на три. Стоят теперь на изгибе шоссе в тени придорожной липы. Тридульский как ни в чем не бывало спит себе на подводе, Дулик кормит травой из рук буренку, а Ковальчик — Родака чуть не хватил удар — стоит на коленях, зажав ногами ведерко, и доит корову, только переброшенная за спину винтовка подпрыгивает.
— Ковальчик, может, объясните, что за цирк вы здесь устроили?
— Надо же подоить коров. Обязательно. А то вымя у них лопается от молока, — объяснил Ковальчик, не прекращая доить.
Сильные струи молока брызгали в ведерко. Видно было, что Ковальчик доить умеет.
— Плевать я хотел на то, лопаются они или не лопаются! Был приказ не отставать от колонны? Был. А вы что?
Ковальчик спокойно закончил дойку. С трудом поднялся, держа перед собой наполненное пенящимся молоком ведерко.
— Товарищ старший сержант, скотина — это скотина.
— Скотина, скотина… — Родак проглотил слюну, только теперь почувствовав мучительное желание попробовать свежего молока. — Дали бы хотя немного напиться.