Не делай этого больше. Не сейчас.
Последние несколько недель он надирал себе задницу, ненавидя себя за то, что сделал. За то, как он решил свою судьбу, сказав ей думать о нём каждый раз, когда она трахает своего ублюдка-мужа. Муж, который якобы обращался с ней как с дерьмом, хотя Гевин начал в этом сомневаться. Без сомнения, коварство было у неё в крови. Только ловкая самка могла уклониться от сервокса. Мысль о таком поразила его, и он был склонен думать, что у неё вообще не было партнёра, если бы не друг Гевина, Аэгуза, который оказался очень известным демоном подземного мира. Он подтвердил, что это не так, что на самом деле у неё был сервокс, но была история выхода за пределы возможностей связи — обман, переданный её матерью.
Гевин обратился мыслями к Зику, чтобы не ударить кулаком по стене. В последний раз, когда он видел своего брата, он лежал изувеченный, накачанный сиянием, после того, как побывал в руках инфорсера, который замучил его до грёбанной смерти. Без сомнения, двух месяцев будет достаточно, чтобы залечить многие его раны, но потребуется больше времени, чтобы вернуться к ста процентам. И Логан. Господи, он никогда не видел, чтобы брат тянул те же восемьдесят, что и Логан со своей женщиной и ребёнком. Как будто он родился новым мужчиной. Комок образовался в его груди и животе при мысли о том, что он никогда не встретит своего племянника, который скоро должен родиться, хотя Гевин взял за правило оставлять после себя записку, запечатанную для того, чтобы он мог прочитать, когда подрастёт.
Пронзительный звук пронзил его тело, прервав его мысли.
Вода стекала по его коже, и Гевин прижался к плитке, прижавшись ладонями к белой керамической поверхности, когда внутри него что-то потянулось. Жажда, но чего?
Его член дёрнулся в ответ.
Он и раньше знал сексуальную тягу. Больше всего поражали флирты красивой женщины. Однако в том, что он чувствовал в тот момент, был скрытый дискомфорт. Болезнь — например, если бы он не попытался её утолить, то впал бы в нисходящую спираль разрушения.
В прошлом он также знал наркотики. Ему было знакомо чувство настолько сильного желания чего-то, что оно заменяло всё остальное.
Боль пронзила пах, и Гевин чуть не рухнул, сжимая свой быстро твердеющий член.
Ебать.
Против желания зажмурившись, он увидел свои дрожащие руки, кожа на них покраснела под клубами пара, окутавшими его.
Нет.
В течение нескольких недель он был прикован к тишине и осознавал реакцию своего тела на боль. Он не чувствовал ничего похожего на колющую боль, которая терзала его именно тогда. На самом деле, боль начала медленно разгораться в тот момент, когда он узнал запах, принадлежащий Сабель. Её имя эхом отдавалось в его голове, словно песнопение.
Сабель. Сабель. Сабель.
В ответ он почти услышал, как его имя вырывается из её легких на волне экстаза.
Прекрати это. Прекрати это. Боги, прекратите это.
Ни в коем случае он не станет трахать суккуба. Даже думать об этом не хотелось.
Гевин крепко схватился за окоченевший член и шагнул подальше от брызг. Её дети спали в соседней комнате, чёрт возьми. Одна только эта мысль заставила боль утихнуть, его фантазии вернулись в норму. Он взглянул вниз и увидел, что его член стал вяло лежать в его ладони.
Спасибо вам, боги.
Он быстро закончил мыться, выключил душ и откинул занавеску.
— Еб*ть! — Гевин отшатнулся, спохватился и разбил голову о фарфоровую ванну. Он схватил полотенце, чтобы прикрыть нижнюю половину тела.
Посреди комнаты стоял сын Сабель и смотрел на него с детским любопытством, которое вывело Гевина из себя.
— Эй, Томас, чего ты хочешь? — Он почесал затылок, гадая, как много его увидел ребёнок.
В дверях появилась Сабель и быстро отвела взгляд, прикрывая глаза рукой.
— Ой! — В сцене, которая была почти комичной, она слепо потянулась к сыну. — Томми, пойдём. Уходим отсюда. Да пошли уже. Извини. — Её рука схватила руку сына и вытащила его из ванной, закрыв за ним дверь.
Сердце колотилось в груди, Гевин выдохнул. Он сталкивался с одними из самых больших и ужасных демонов в подземном мире. Тем не менее, ничто не пугало его так сильно, как ангелоподобный ребёнок, полный любопытства.
***
— Ты шутишь? — Рот Деньялис был раскрыт до такой степени, что в него могло бы поместиться небольшое селение, а её глаза вылезли, как две ярко-зелёные чашки, когда она стояла, скрестив руки, опёршись на кухонную раковину своей квартиры.