Тремэйн присел на корточки перед темной кучей водорослей, а Джеф вышел к нему из-за дюны. Вот и встреча: директор замечает парня и резко вскакивает, отшатывается от него и, кажется, грозит узловатым концом ободранной от коры ветви! Второй растерянно останавливается и стоит, бессмысленно всплескивая руками, безмолвно шлепая губами в молчаливом протесте.
Что двигало Тремэйном: отвращение, ненависть или ужас? Или его просто ошеломила внезапность столкновения? Так или иначе, по-видимому, неприязнь директора к строптивым юнцам удваивалась в отношении тех, кто был не столько строптив, сколько, скажем, несчастен.
Тем, впрочем, все и кончилось: вряд ли это можно было назвать стычкой, и они сразу разошлись, вернее, Тремэйн зашлепал к дому, а Джеф остался стоять, глядя ему вслед. Конец. Кстати, сценка напомнила Джемисону, что он обещал зайти посмотреть резьбу по плавнику, — по меньшей мере одна причина для ответного визита.
На выходных Джемисон позвонил Тремэйнам по телефону, чтобы узнать, остается ли приглашение в силе, и воскресным вечером преодолел на машине пустынную милю до соседнего дома. Машину он оставил на обочине. Поскольку, кроме него, Тремэйна и Джилли, у покрытой рытвинами дороги никто не жил, вряд ли она могла создать помеху движению.
— Видел вас на днях на берегу, — обратился он к Джону, когда его усадили и вручили бокал. — Прочесывали пляж, а?
Тремэйн кивнул:
— Наш разговор снова меня завел. Нашел пару очень славных корешков.
— У вас, верно, на них глаз, — заметил старик, не скрывая лести. — Да, я вижу, у вас и здесь несколько «славных корешков», не считая законченных работ. Но, простите, по-моему, это не столько резьба, сколько скульптура, созданная ветром, волнами и песком… Вы умудрились вдохнуть в нее новую жизнь с помощью наждака и лака, воображения и бесконечного искусства. Вы вернули им собственную, полную драматизма жизнь!
— В самом деле? — Тремэйн был ошеломлен обилием похвал.
Он не распознал за лестью намерения втереться к нему в доверие. Ведь Джемисон, видя, в какой крошечный мирок он попал, не сомневался, что директор школы и его жена наверняка осведомлены обо всем происходящем здесь. Они знают ответы на вопросы, которых он не мог задать Джилли в ее теперешнем состоянии.
Потому что старик подозревал — более чем подозревал, — что обстоятельства довели Джилли Вайт до грани нервного срыва. Но что это за обстоятельства? Здесь оставались оборванные нити, которые Джемисон должен был связать, прежде чем принять твердое решение или выбрать определенный образ действий.
Потому отставной врач и посетил этим вечером Тремэйнов. Как-никак те были ближайшими соседями его и Джилли и ближе всего по положению в обществе. Между тем как жители деревни — хотя бы они по праву и считались солью земли — относились совершенно к другой категории. К тому же молчальники… Из них ничего не вытянешь.
— Да, действительно, — возвращаясь к плавнику, ответил наконец старик на польщенный, хотя и удивленный вопрос Тремэйна, — я имею в виду хотя бы вот этот стол, за которым мы сидим и выпиваем; стол из выброшенного волнами дерева — но как выделяется узор, какая тонкая полировка! — На деле стол был довольно уродливым. Джемисон кивнул на противоположную стену. — И как не восхищаться той подставкой для цветочных горшков, настолько черной, что дерево кажется лакированным.
— Лак для яхт, — надулся от гордости Тремэйн. — А черная потому, что это эбеновое дерево.
— Диоспирос, — подсказала Дорин Тремэйн, выйдя из кухни с подносом. — Очень тяжелое тропическое дерево. Бог весть сколько его носило по морю, пока не выбросило сюда.
— Поразительно! — воскликнул Джемисон. — И не только подставка. Ваши познания — не только в древесине, но и во многом другом, как я заметил, — делают вам большую честь.
Жена напыжилась и засуетилась не меньше мужа:
— Надеюсь, вы любите палтуса, а, Джеймс?
— И весьма, — не остался в долгу Джемисон. — Насчет рыбы не беспокойтесь, милая леди. Я не из тех, кто воротит нос от доброго куска рыбы.
— Я покупаю в деревне у Тома Фостера, — отозвалась она. — Мне нравится его рыба, но не его общество. — И Дорин наморщила нос.
— Том Фостер, — повторил, покачав головой, Джемисон. — Нет, по-моему, я его не знаю.
— И не надо вам его знать, — сказал Джон и помог старику встать и пересесть к обеденному столу. — Может, Том и хороший рыбак, но больше в нем ничего хорошего нет. Ни в нем, ни в его цыганистой жене.