Выбрать главу
«Сибирские огни». 1923, № 4.

Лошадь

Спит извозчик. А лошадь его не спит, Смотрит на собак, на прохожих И думает: — как мой хозяин храпит, А все-таки держит вожжи.
Как тошно целый день железо жевать, А вот жую, не брошу. Отчего мне хозяин не купит кровать, Теплое пальто и галоши?
Попробуй-ка он простоять два часа Голышом неподвижно на месте. Чтоб понять, каково железо кусать, В лошадиную душу влезьте.
«Сибирские огни». 1923, № 5–6.

Дворянин во мещанстве (Вместо рекламы)

Новая страница Александринской истории, — (Что ни актер — то сильно заслужен), — Идите смотреть сногсшибательный ужин, Идите! Бенефис бутафории! «Мещанин во дворянстве» — на афише так сказано И строго проведено в постановке: Дворянская затхль с мещанскою связана. Ворона в павлиньей обновке. Кричит реклама: «Мы в новом убранстве, Слоном у нас сделана муха! И каждый из нас — мещанин во дворянстве, Дворянин во мещанстве духа. Все краски у нас так веками изжеваны, Мы так вдохновенны во чванстве И к тачке традиций навеки прикованы. Иди к нам, мещанин во дворянстве!»
«Жизнь искусства». 1923, № 17.

Сонный

В этом небе радуг и софитов, В этой клеем пахнущей траве, В этих скалах бутафорского гранита, Кто-то изредка кричит: — Левей! Мир холста, картона, — бутафорский, — Ты не дышишь кислородом гроз, Не бушует кисть в твоих пастельных зорях, Спит на лаврах бутафорский мозг. Ты еще не баррикадный зодчий, И вином Эллады крещена, Мельпомена может, но не хочет В кровь твои окрасить знамена.
«Жизнь искусства». 1923, № 18.

Левый фронт (К докладу Мейерхольда)

Кто хочет в театре творить чудеса, Рушит рампы шатучие доски. Эта такая деревянная полоса Нужна для плоских.
А те, кто не боится рельефа, Кто хочет кипеть в самой гуще, Кто идет от суфлера влево, Те — вездесущи.
Они на сцене, и в партере, и в ложе, На площади и на галерке. На трусливые устричные створки Их творчество не похоже.
Рампа — прошлого вязкая нить, Будущему рампы не надо. Вы, кому тошно небо коптить, — Рампу на баррикады!
«Жизнь искусства». 1923, № 19.

Портрет (К закрытию сезона)

Говоря грубо — проходной двор. Выражаясь нежно — Пассаж. Выдержан длительный стаж На репертуарный вздор. Идет Вперед. Движением рака. Зато груди крахмальные как разутюжены! А труппа? Труппа Из хорошо сшитого фрака И одной настоящей жемчужины. Но нравятся, нравятся новоявленным барам. Таланты в окрошке а 1а ералаш. Да… Гоголь покойный воскликнул недаром: — Ах, какой Пассаж?
«Жизнь искусства». 1923, № 20.

Философия «Спящих красавиц»

От воды — вторая. Скука! Поболтать охота — страх! — Аня, где душа? (В бок руку, И ногой — мах, мах.) — Что «где»? Люка, счет не путай! — Где душа? (Ногою — мах, И батман.) Скажи, Анюта! (Руку в бок.) — Душа? В ногах.
«Мухомор». 1923, № 14–15.

Геометрия вне измерений

1. Пирамида

В точке сжалась могучая сила, Которая могла бы разрушить миры. Вдруг точку стремительность разбила — Так себе, незачем — ради игры, И точка стрельнула четырьмя прямыми, Которые в плоскость концами впились, И равные треугольники легли между ними От вершины наклонно вниз. Ее дочери жили в стране Изиды И звались, как она: — Пирамиды.

2. Призма

Такая сверкающая, сложная, многогранная, И вдруг — гладкий глупый цилиндр — Предел ее стремлений! Почему бы это? И как это странно. Все равно, как если бы Вербицкую Избрал пределом Тургенев. — Вам странно? — говорит она, смеясь. — А ведь мне, чтобы с цилиндром слиться, Надо стать многограннее в миллионы раз. Мне надо иметь бесконечные лица. — Сказала, и сделала точно так, И стала вместо призмы цилиндром глупым. А цилиндр это тот же шапокляк — Его надел m-seur Жак И пошел в клуб.

3. Параллельные линии

Параллельные, это линии, которые никогда не встречаются. Такая печальная их судьба. Они вместе родились, вместе кончаются, Но не встретятся даже их гроба.
Они бегут рядом целые мили, Даже десятки, сотни и тысячи миль, Они кольцом шар земной окружили. Исколесили мировую пыль.
Но встретиться запретили им законы Эвклида, Заклятья на них наложил Архимед, И пропуск в науку им с тем условием выдан. Что встречи — нет.
Печальна судьба прямых параллельных — Никогда не встречаясь, любить. И думают они в тоске смертельной: — Эх, уж лучше бы нам ломаными быть;
Но, чтоб избежать упрека в бесчеловечности, Им наукой утешение дано: Нам, говорят, суждено Встретиться в бесконечности.