"Облом", - сказал я. "Я думал заняться этим сам. Преподавать английский - отстой".
"Это неплохие деньги", - сказал он. "Может быть, сто тысяч иен [около тысячи долларов США] в выходные. Здесь хороший бизнес, но в Йокогаме, как я слышал, еще лучше".
Я предложил ему пончики и остался слушать о его приключениях в Таиланде. Минут через тридцать появился еще один израильтянин на фургоне со своей японской подружкой и начал выгружать товар.
Продавец номер один представил меня. Продавца номер два звали Изи, и он не теряя времени жаловался на бандитов с густым израильским акцентом: "Вот уроды! Ненавижу их. Чем больше мы зарабатываем, тем больше они берут. Я хотел бы вообще им ничего не давать. Но Кейко, - сказал он, указывая на свою девушку, - говорит, что это будет плохо".
Кейко кивнула. Спросив сначала, говорю ли я по-японски, она продолжила разговор: "Вы знаете Сумиёси-кай?".
Даже я слышал о Сумиёси-кай. Это была одна из крупнейших группировок якудза, действующих в Токио, и с ними, как правило, не стоило связываться. Очевидно, он делал единственное, что мог, чтобы сохранить свой бизнес.
По мере того как мы продолжали разговаривать, Изи начал выглядеть раздраженным, поэтому я прекратил разговор на нихонго (японском языке) и поговорил с двумя продавцами о погоде по-английски, после чего вернулся в офис.
Когда я рассказал ему о том, что узнал, Канэко не скрывал своего удовольствия, и я в свою очередь был рад этому.
"Что означает shohadai?" спросил я.
"Это сленг, означающий "аренда". Basho означает "место", а dai - "деньги". Вместо "башодай" якудза говорят "шобадай". Они любят переиначивать слова так, что обычные люди их не понимают. Это стандартный жаргон - термин, используемый для вытряхивания денег из уличных торговцев".
Тогда Канеко сказал мне: "Пиши статью".
Меня сразу же завели в глубокую воду. Смысл был в том, что якудза охотятся на иностранных уличных торговцев, которые не могут пожаловаться в полицию, и что это новая форма дохода для организованной преступности. Я старался изо всех сил, но, как мне кажется, у меня это плохо получалось. Я мало что знал о новом для страны законодательстве по борьбе с организованной преступностью, у меня не было никаких связей в полиции, которые могли бы придать материалу глубину. Это было похоже на предмет "Журналистика 102".
Хацугаи просмотрел статью. "Неплохо", - вежливо сказал он. "Это хорошая отправная точка. Я поговорю с полицией Чибы и узнаю, что они думают. Мы соберем ее вместе и попробуем выпустить в местном издании".
Когда я пришел в следующий понедельник, Канеко встретил меня с радостью. "Адельштейн, - сказал он, - отличные новости! В этот день мало новостей, поэтому ваша статья попадет в национальный выпуск. В вечерних новостях!"
Он заверил меня, что для репортера регионального бюро получить "сенсацию" для публикации в национальном издании - большое достижение. Он был почти так же взволнован, как и я.
Заголовок гласил: "Организованная преступность нацелилась на неяпонских уличных торговцев. Якудза нашли новый способ выжимать "ренту", пользуясь услугами нелегальных работников (которые не могут обратиться за защитой в полицию)". Каким-то образом в ней было достаточно универсального элемента, чтобы она стала национальной новостью, по крайней мере, в тот день. Разумеется, никаких подстрочных примечаний - даже опытный репортер редко их получал, так что кто я такой, чтобы жаловаться?
В целом, это была достойная журналистская работа, и Иноуэ позвонил, чтобы поздравить меня в то же утро. Я попал в национальное издание с сенсацией, а ведь я даже не был официально принят на работу!
Почувствовав уверенность в себе, я решил взять отпуск, чтобы попутешествовать, прежде чем вступать в жизнь зарплатника. В газете Yomiuri существовала система, позволявшая новым сотрудникам брать беспроцентный кредит в компании и отправляться за границу до начала работы. Это была благосклонная льгота, которая, однако, фактически превращала тебя в подневольного человека, но я воспользовался ею, чтобы запланировать несколько месяцев в Гонконге для изучения китайского боевого искусства винг-чун, которое давно меня интересовало. Но вскоре позвонили из Yomiuri и сообщили плохие новости: они не смогли позаботиться о моей визе. Мне сказали, чтобы я немедленно вернулся и все уладил. В противном случае я мог потерять работу.
Старый иммиграционный офис находился буквально в трех минутах ходьбы от главного офиса газеты Yomiuri. Это было плохо освещенное, разваливающееся старое здание, и первые два этажа всегда кишели недовольными иностранцами. Я получил открытку с предложением явиться на собеседование, и мне пришлось ждать больше часа. Пока я ждал, я попробовал себя в роли тренажера для двух маленьких полуфилиппинских-полуяпонских малышей, которые бегали в зоне ожидания, пока их мама и ее менеджер спорили с клерком по поводу визы. Младший ребенок, лет пяти, висел у меня на носу, держась пальцами, когда меня позвали. Я вырвал его пальцы и прошел в комнату в задней части здания.