Я хотел поразить Инукаи, моего друга и редактора школьной газеты, своей изысканностью, но когда я появился в офисе, расположенном в темном, похожем на подземелье подвале, его реакция была совсем не такой, как я ожидал.
"Джейк-кун, примите мои соболезнования".
Аояма-тян, другая коллега, выглядела задумчивой. Она не произнесла ни слова.
Я не мог понять, что происходит.
"Что случилось? Это был друг?"
"Друг?"
"Кто умер?"
"А? Никто не умер. Все, кого я знаю, в порядке".
Инукай снял очки и отполировал их вместе с рубашкой. "Так ты сам купил этот костюм?"
"Да. Тридцать тысяч иен".
Инукай наслаждался этим. Это было видно по тому, что он жмурился, как довольный щенок. "Какой костюм ты хотел купить?" - спросил он с напускной серьезностью.
"В объявлении было написано "reifuku".
Аояма-тян захихикала.
"Что?" Сказал я. "Что не так?"
"Ты идиот! Ты купил похоронный костюм! Не reifuku, а mofuku!"
"В чем разница?"
"Mofuku - это черные. Никто не надевает черный костюм на собеседование".
"Никто?"
"Ну, может быть, якудза".
"Ну, может быть, я притворюсь, что только что вернулся с похорон? Может быть, я получу очки симпатии".
"Это правда. Люди сочувствуют умственно отсталым".
Аояма вступил в разговор: "Может быть, тебе стоит поступить в якудзы? Они носят черное! Ты мог бы стать первым гайдзином-якудза!"
"Он не создан для того, чтобы быть якудзой", - сказал Инукай. "И что бы он делал, если бы его выгнали?"
"Это правда, - кивнул Аояма. "Если у него ничего не получится, ему будет трудно вернуться к писательской деятельности. Трудно печатать только девятью пальцами".
К этому времени Инукай был в ударе. "Я не думаю, что он сможет выйти из организации с девятью пальцами. Скорее с восемью. Он классический неудачник, грубый, неуклюжий, никогда не приходит вовремя. Варвар".
"Я это вижу", - сказал Аояма. "Вообще-то, он мог бы еще охотиться и подглядывать. Но с точки зрения карьеры, я думаю, якудза ему не подходит, даже если он будет хорошо выглядеть в черном костюме".
"Так что же мне делать?"
"Купи другой костюм", - сказали они в унисон.
"У меня нет денег".
Инукай выглядел задумчивым. "Хм-м-м. Может быть, тебе это сойдет с рук, потому что ты гайдзин. Может быть, кому-то это покажется милым... если они не решат, что ты просто идиот".
Вот что я сделал.
В похоронном костюме, вот в этом вот всем, 7 мая я потащился на первое занятие семинара, которое проходило в 12:50 во внушительном помещении рядом с главным офисом газеты Yomiuri Shinbun. Семинар проходил в течение двух дней. Первый - день занятий. Второй - энсюу, или "полевая практика", что является эвфемизмом для экзаменов. Я был немного удивлен, что это слово используется, потому что это, по сути, военный термин.
Семинар начался со вступительного слова и лекции "для тех, кто стремится стать журналистом", затем последовала вторая лекция, посвященная основам этики газетного репортажа. Затем состоялось двухчасовое занятие, в ходе которого "ребята на передовой" - работающие репортеры - рассказали о своей работе, о радостях получения сенсации и муках, которые испытывают конкуренты.
Я не помню многих деталей лекций. Долгие часы, проведенные за чтением и обучением полукомпетентному письму на японском языке, имели и обратную сторону: я очень плохо слушал. К тому же я был не самым беглым собеседником. Тем не менее, я шел на просчитанную авантюру. Чтобы попасть даже на собеседование, нужно было набрать достаточно высокий балл на письменном экзамене, поэтому я уделял больше времени чтению и письму, чем чему-либо другому. Я бы не сказал, что я был глух к японскому языку, просто у меня были проблемы со слухом и речью.
Но из того, что я смог разобрать, комментарии полицейского репортера о работе отдела общественной безопасности Токийского городского полицейского управления звучали довольно убедительно. На вид ему было лет сорок, седые вьющиеся волосы, ссутуленные плечи - японцы называют это "кошачьей позой".
По его словам, отдел общественной безопасности редко делал объявления и никогда не раздавал пресс-релизы. Все говорилось на брифинге, и если ты не обратил внимания, то пропустил событие. Это было не место для адреналиновых наркоманов (или иностранцев). Репортеры иногда проводили целый год, не написав ни одного слова. Но когда происходил арест, это всегда было большой новостью, поскольку касалось вопросов национальной безопасности.