С другой стороны, панславистско-православная идея принималась и принимается далеко не однозначно славянскими и православными народами. Например, в Болгарии существуют мнения, что панславитская доктрина России имеет четко выраженный русоцентризм. * По признанию же первого демократически избранного президента Болгарии Желю Желева, в стране есть как русофилы, так и русофобы. Если же говорить о Сербии, то на Балканах настороженно относятся к этой стране. В частности, президент Хорватии в своем интервью "Независимой газете" отметил, что по-прежнему сохраняется риск "подъема сербского национализма". ** Поэтому не только современной прозападной ориентацией, но и существующими историческими противоречиями между славянскими народами можно объяснить тот факт, что на обращение группы российских парламентариев к болгарским коллегам с предложением поддержать сербов в их противостоянии НАТО положительного ответа не последовало. То, что к этому были не готовы российские парламентарии говорит, скорее всего, не об их незнании балканской специфики, а о силе национального мифа.
Албано-сербский конфликт в Косово после перехода его в военную стадию стал серьезным испытанием для внешней политики России. Первоначально позиция России в связи с обострением политической обстановки в Албании в начале 1997 года была весьма острожной, что можно объяснить нежеланием обременять себя дополнительными проблемами, когда существовали свои подобные. Такое же мнение высказал президент Б. Н. Ельцин, когда через год обострилась обстановка в Косово. Но активные действия западных государств по стабилизации политической обстановки в Албании и в связи с обострением конфликта в Косово вынудили Москву заняться вплотную и албанским вопросом. Особенно, когда возникла опасность, что ситуация в Косово могла выйти из-под контроля Белграда.
Москва, ориентируясь по-прежнему на поддержку сербской стороны, попыталась локализовать конфликт в рамках внутренней проблемы Югославии. Представители российской дипломатии заявили, что военные столкновения в крае не угрожают безопасности Европы. Правда, в то же время Белграду было настоятельно рекомендовано прекратить военные действия и начать переговоры с албанцами по вопросу предоставления автономии.
Очевидно, что усилия Москвы на уровне взаимоотношений как с Югославией, так и с западными государствами были обречены на неудачу (если исключить предположение, что это был лишь дипломатический ход). Как показывает опыт развития подобных ситуаций, в том числе в пространстве бывшего СССР, этнический конфликт в Косово неизбежно должен был выйти за рамки албано-сербских отношений в Югославии. И если этого изначально добивалась албанская сторона конфликта, чувствуя и опираясь на политическую и моральную поддержку Запада, то сербская сторона своей жесткой позицией и нежеланием допустить наблюдателей от ОБСЕ только этому способствовала. И вышло так, что в глазах европейской общественности Россия выступила в роли защитника тоталитарного режима Белграда. Причем такая реакция была предопределена исторически сложившимися ролями России и западных государств на Балканах и существующими стереотипами. Как-то небезызвестный С. Хантингтон в одной из своих статей, опубликованных в России, высказал мысль, что Россия естественным образом предназначена для покровительства православным народам. * Таким образом, в определенной мере сам Запад удерживал Россию в орбите сербской политики как своим стремлением во что бы то ни стало "дожать" сербов, так и, по признанию самих же западноевропейцев, отсутствием особого желания преодолеть свои стереотипы восприятия самой России. **
Необходимо признать, что Россия оказалась в весьма сложной ситуации, когда ее понимание своих национальных интересов в связи с ситуацией в Косово не совпало с пониманием своих интересов абсолютного большинства стран Балкан. Если же говорить о Европе, то в ней циркулируют другие ценности, выраженные в универсалистских интеграционных и гуманитарных идеях. И в этом отношении выдвигаемый Москвой тезис о необходимости придерживаться принципа целостности югославского государства при разрешении косовского конфликта уступал аргументам Запада. Европейская дипломатия, предлагая свой вариант миротворчества, на первый план формально ставила вопрос о предотвращении "гуманитарной катастрофы" в Косово. На самом же деле она опасалась, что беженцы из Косово создадут проблемы для благополучных европейцев.
Неуступчивость С. Милошевича в вопросе международного участия в разрешении албано-сербских противоречий только приблизила внешнее вмешательство во внутренние дела Югославии, а затем и привела к военным действиям. Когда это произошло, различные политические круги России заговорили не только о начале второй "холодной войны", но и намекали на то, что российские вооруженные силы должны поддержать югославскую армию. Причем в таком духе выступали отдельные высокопоставленные военноначальники. Порой казалось, что функции дипломатического ведомства стали исполнять структуры Министерства обороны, настолько часто они стали высказываться по внешнеполитическим вопросам. В свою очередь, в Государственной Думе настаивали на пересмотре отношений России с НАТО и российско-американской договоренности по сокращению стратегических вооружений (СНВ-2). * Все это совпало с финансовым и правительственным кризисом в России летом 1998 года, а значит, характерной для таких ситуаций, особо резкой антиамериканской и антинатовской риторикой. Антизападные настроения в России особенно усилились, когда начались натовские бомбардировки Югославии. Напряжение в отношениях Россия и НАТО нарастало и достигло, казалось, критической точки.
Белград непрерывно посещали российские политики разной идеологической окраски. Причем нельзя исключать, что при наличии ли симпатий к сербам или сочувствии к ним некоторые политические партии России пытались использовать ситуацию в своих интересах. Белград был неплохо осведомлен об идеологических ориентациях в российских политических кругах, что позволяло ему также вести свою политику. Вернувшийся из поездки в Югославию спикер Государственной Думы и коммунист Г. С. Селезнев передал Б. Н. Ельцину просьбу С. Милошевича о принятии Югославии в Союз России и Белоруссии. Эта идея президентом России в принципе была поддержана. Но потом его окружение заявило, что вопрос требует тщательной проработки. А заявление Г. Селезнева, что Б. Ельцин распорядился перенацелить российские ядерные (!) ракеты на страны, участвующие в агрессии против Югославии, вскоре было опровергнуто. Ясно, что такое развитие событий еще более усугубило бы положение России, хотя вряд ли существенно помогло Белграду.
В то же время российский МИД вел интенсивный диалог с С. Милошевичем, НАТО и официальными лицами ООН и отмежевывался от радикальных заявлений парламентариев и отдельных военных. Последние, в свою очередь, были недовольны то ли медлительностью, то ли нерешительностью российской дипломатии, одновременно претендуя на определение приоритетов во внешнеполитическом курсе государства.
Вполне очевидно, что Россия вошла в югославский конфликт без какой-либо четкой или единой позиции в отношении будущего своего места на Балканах, хотя все считали, что она там должна присутствовать. Основное внимание было сосредоточено на том, что Россию вытесняют с Балкан и на критике действий НАТО и США в этом регионе.