Для того чтобы публично выразить свои мысли именно этим словом, уж лет десять не нужно никакого “гражданского мужества”. Может, поэтому супер – пирамида не вызвала в душе Архипова должного восторженного содрогания, и он обрадовался, что пришла его собака.
– Привет, – поздоровался Архипов.
Пес понюхал пену, брезгливо поморщился и мотнул лобастой башкой.
– Не нравится? А по помойкам шастать, значит, нравится?
Пес тяжело плюхнулся на задницу, зевнул и лязгнул чудовищными челюстями.
Порода называлась английский мастифф и относилась к разряду гигантских. Складки палевой лоснящейся шерсти прикрывали сто килограммов мускулов и литой плоти.
Мастиффа подарил партнер-англичанин, страшно гордившийся тем, что придумал такой отличный подарок.
Архипов назвал его Тинто Брасс – не англичанина, понятно, а пса – за томный взор и потрясающую целеустремленность в отношении противоположного пола, проявившуюся еще в детские годы, как страсть ко всякого рода революциям у маленького Володи Ульянова.
Когда Архипов в первый раз приехал с Тинто Брассом на свою бывшую дачу в гости к бывшей жене, бывшая теща засела на втором этаже и кричала оттуда, что ни за что не спустится, пока бывший зять не увезет “это чудовище”. Чудовище валялось на боку, занимало полтеррасы, и палевые лапы толщиной с хорошо развитую мужскую руку протянуло на середину пола, и теперь они всем мешали ходить. Впрочем, никто и не ходил, все боялись.
– Если опять на кровати валялся, – пригрозил Архипов Тинто Брассу, – я тебя выдеру.
Тинто покосился на хозяина, ухмыльнулся и отвернулся.
– Сейчас пойдем к девочке Маше Тюриной, – сообщил хозяин и положил Гектора Малафеева на деревянный стульчик страницами вниз, сигареткой вверх. – Девочка Маша перепугала всех соседей, а мы обещали ее не оставить.
Тинто Брасс вздохнул. Лично он ничего не обещал и визиту к Маше предпочел бы прогулку по Чистым прудам.
Архипов вылез из воды, голый и мокрый прошлепал к телефону и набрал номер соседской квартиры – чтобы некуда было отступать. Идти к малахольной сектантке Маше не хотелось не только Тинто Брассу. Архипову не хотелось тоже.
Долго никто не отвечал, а потом трубку сняли, и слабый голосок пропищал:
– Алло…
– Здравствуйте, – сказал Архипов очень твердо, – меня зовут Владимир Архипов, я ваш сосед. Я могу зайти к вам минут через пятнадцать?
В трубке немедленно наступила глубокая тягучая тишина. Народная мудрость номер три – умей держать паузу, особенно если не ты ее взял. Держи до последнего и не суетись.
Архипов не суетился. Он переступил на ковре, изучил собственные мокрые следы, почесал бровь, переложил мобильный телефон с одного места на другое, вытянув шею, посмотрел, что там делает в ванной Тинто Брасс, и только тогда в трубке снова запищало:
– А… зачем?
– Что? – не понял Архипов.
– Зачем вы… хотите зайти?
– Я зайду поговорить с вами, если вы Маша Тюрина. Вы Маша Тюрина? – Он поймал себя на том, что говорит медленно и раздельно, словно не слишком надеясь на то, что Маша понимает человеческую речь.
– А… зачем вам со мной говорить?
– Я обещал Лизавете Григорьевне.
– Обещали… поговорить… со мной?
– Послушайте, уважаемая Маша Тюрина, – рассердился Архипов, – давайте встретимся и все обсудим. Собственно, я затем и звоню, чтобы договориться о встрече. Вы меня понимаете?
Маша Тюрина еще некоторое время молчала, как будто обдумывала теорему Больцано – Вейерштрассе, потом неожиданно пришла в сознание и пропищала, что Архипов может зайти.
– Ну, слава богу, – похвалил Машу Владимир Петрович и повесил трубку.
Как он станет с ней разговаривать, если она двух слов связать не может?! Вдруг у нее замедленное развитие или поражение центральной нервной системы? Или она алкоголичка? Или фанатичка – не зря Гаврила Романович слышал песнопения, а Бригитта Феликсовна видела “странно улыбающихся” людей!
Натягивая джинсы, Архипов думал, что, пожалуй, напрасно так легкомысленно отнесся к беспокойству Гаврилы Романовича, и почувствовал свое собственное беспокойство.
Оно всегда возникало в одном и том же месте – в позвоночнике, примерно в середине спины, и оттуда быстро растекалось вверх и вниз.
Если у Маши не все дома, быть беде.
Жить на одной лестничной площадке – дверь в дверь – с душевнобольной членшей “Белых братьев”, “Звездных сестер” или “Небесных странников” невозможно. Избавиться от них крайне трудно – как тараканы, они немедленно заполняют весь предоставленный объем, размножаются, укрупняются, входят во вкус. Тихий и чинный подъезд – коммунальный слесарь и его супруга, последние из могикан, не в счет – превратится в проходной двор, соседняя квартира – в ночлежку для “братьев, сестер и странников”. Архипову придется или платить милиции взятки, чтобы “взяли на контроль”, или разбираться собственными силами – ни того, ни другого ему не хотелось.
Что за Маша Тюрина?! Откуда у нее такая прыть?
Лизавета, хоть и была со странностями, но ни “братья”, ни “сестры” при ее жизни на площадке отродясь не появлялись.
Архипов подумал-подумал и вместо майки натянул классическую и чинную рубаху с длинными рукавами. Кто ее знает, эту Машу! Может, и впрямь душевнобольная!
Заслышав, что стукнула дверь гардероба, из ванной показался Тинто Брасс. Взгляд у него был вопросительный.
– Я раздумал, – объявил ему Архипов, – ты в гости не идешь. Маша Тюрина тебя принять не может. Еще очень большой вопрос, может ли она принять меня.
Тинто Брасс подошел и стал смотреть на Архипова в зеркало. Рубаха оказалась с дырками для запонок, и нужно было или вдевать эти самые запонки, или искать другую рубаху. Архипов подумал-подумал и закатал рукава. А что? Может, он сию минуту стирал? Или мыл? Или красил?
– Вернусь через десять минут, – пообещал он мастиффу. – Если будут звонить, отвечай, что я пошел в библиотеку, и записывай фамилии.
Тинто Брасс пообещал, что все исполнит в точности.
– Вот и хорошо.
Архипов открыл дверь – на площадке никого не было, и песнопения не слышались, – пересек гранитный квадрат и позвонил в квартиру напротив.
Он думал, что дверь будут открывать несколько часов – судя по скорости телефонных переговоров, – но она распахнулась в ту же секунду, как будто Маша Тюрина стояла под ней и ждала, когда он позвонит.
– Проходите, – предложил из темноты тусклый голос. – Только ботинки снимите.
Он сбросил ботинки.
– Куда проходить? – Архипов почти ничего не видел.
– За мной.
Ее он тоже почти не видел – так, копошилось что-то в полумраке, с виду похожее на человеческое существо.
Следом за этим существом он прошел длинным коридором, повернул и чуть не налетел на него, когда оно остановилось у двери в комнату. Дверь распахнулась. Солнечный свет ударил в глаза, и Архипов зажмурился.
– Что вам нужно?
Он разлепил веки и никого не увидел – только громадную квадратную комнату, залитую солнцем. Солнце вваливалось в широкие чистые окна, каталось на полированном паркете, путалось в хрустальных вазах и вазочках, струйками стекало с громадной люстры – его капли попадали Архипову в глаза, мешали видеть.
– Что вам от меня нужно?
Он повернулся спиной к солнцу и оказался нос к носу с ней. Она стояла у высоких дверей, прижавшись к ним спиною, как в кино.
– Мне нужно с вами поговорить, – пробормотал Архипов. – Меня зовут Владимир Петрович. А вас?
– Мария Викторовна. О чем вы хотите со мной говорить?
– О жизни и смерти вашей тетушки, – пробормотал Архипов, рассматривая ее, – или бабушки. Она вам тетушка или бабушка?
– Ее жизнь и смерть вас не касаются. Простите.
– Да ничего, – неторопливо сказал Архипов. – Вы правы. Не касаются.
После этого Мария Викторовна Тюрина как будто расслабилась и отлепила спину от двустворчатой двери.
– Можно я сяду? – попросил Архипов.
– Садитесь, – разрешила она равнодушно. Прошла мимо него и присела на краешек дивана. Руки стиснуты, плечи судорожно сведены.