Когда уже умерший вертухай стал оседать на пол, щуплый проскользнул внутрь. Кроме бугая и визжащей дамы, в кутузке оказались пятеро детей. Грозная матрона жирной глыбой нависла над перепуганными малышами. На полу уже лежали пук жгучей крапивы и голые берёзовые прутья.
Экзекуция вот-вот должна была начаться. Рука с гладким прутом была занесена над маленькими жертвами, но ударить надзирательница уже не смогла. Беспощадная «финка» щуплого ударила в подмышечную впадину, рассекая сухожилия вокруг плечевого сустава поднятой руки. Второй удар финки пришёлся на другой плечевой сустав, но уже сзади, и ладонь матроны мгновенно разжалась, выпустив детскую ручонку из своей потной лапищи.
Дама недоуменно начала поворачиваться. Причём она не оглянулась, повернув голову, а именно стала разворачиваться всем телом, по-слоновьи покачиваясь на тумбообразных ногах. Третий и четвёртый удары финки пришлись под колени тётки, перехватив связки жертвы. Дама потеряла сознание и упала на пол.
Он покалечил её специально. Такая мразь заслуживала ужасной смерти. Распоротые суставы причинят ей невыносимую боль, но главное – она не сможет уползти от, превратившегося в зомби, бугая. Пусть он начнёт жрать её с ног. Щуплому очень этого хотелось. За отведённый десяток минут бугай точно восстанет и полезет её жрать.
Верная финка снова нырнула в ножны на предплечье. Сколько раз он вытаскивал её чтобы рассечь жилы ходячим мертвякам. А теперь своё умение он опробовал и на живом человеке, который был хуже зомби.
Дети смотрели на него испуганно и обречённо. Самая старшая девочка, которой можно было дать лет десять или одиннадцать, держала на руках замотанную в шаль кроху полутора – двух годиков. Светлые реденькие кудряшки едва выглядывали из тёмного шерстяного кулька, зато снизу торчали маленькие ступни в грязи и тёмных потёках. Остальным детям было около пяти лет.
Щуплый сообразил, что в своём наряде он больше похож на лесное чудовище, чем на человека. Он скинул капюшон, оголив бритый череп, и попытался улыбнуться.
Старшая девочка бесцветным голосом нарушила висящую паузу:
– Не убивайте нас, пожалуйста. Или, если хотите, то меня убейте, а малышей не трогайте. Пожалуйста.
– Нет, что вы. Я вас спасать пришёл. Меня ваши родители прислали. Я добрый сказочный леший из леса. Я вас спасу.
Щуплый опустился на колени перед детишками и суетливо вытащил из бокового кармана жестяную коробку со слипшимися разноцветными леденцами. Дети были очень голодными, но их глаза не смотрели на сладкое лакомство, они смотрели прямо в щуплого, не на щуплого, а глубоко внутрь его изборождённой морщинами личины, пытаясь понять чего ждать от него дальше.
С пола застонала надзирательница. Тягучий болезненный стон перерос в клокочущий хрип. Она хотела закричать от боли, но не смогла.
Детей нужно было срочно уводить. И дело было не в том, что они испугаются бьющейся от нестерпимой боли женщины или поднимающегося покойника. Как бы ужасно это ни звучало, но такие картины были уже привычны этим маленьким людям, и подобные сцены воспринимались как неотъемлемая часть окружающей действительности: жестокость, страх, боль и смерть. Спешка нужна была потому, что отведённое на операцию время стремительно иссякало.
Щуплый перехватил у старшей девочки кулёк из шали с маленьким ребёнком внутри, а сам сунул ей в руки коробку с конфетами.
– Пойдёмте быстрее, – торопливо заговорил он. – Мы уезжаем отсюда.
Он схватил свободной рукой за плечо ближайшего мальчика и повёл его с собой в распахнутую дверь из кутузки. Щуплый быстрым шагом пересёк весь двор. За ним маленькой стайкой бежали дети.
«Тигр» на его счастье оказался открыт, заправлен и с ключами в замке зажигания. Щуплый удовлетворённо осмотрел отлично подготовленную серийную военную машину. В такой технике не только от зомби можно обороняться, но и от морфа можно было спастись, а также отбиться от бандитов или преследования. Пуленепробиваемое стекло, бронированный корпус и турель с пулемётом на крыше – отличная машина.
– Давайте, давайте, ребятки. Скорее рассаживаемся и уезжаем отсюда, – торопил детей их спаситель.
Последний из усаживающихся в машину мальчишек повернул к нему чумазую мордашку и по-взрослому серьёзно спросил:
– Ты, правда, нас к мамам и папам вернёшь?
– Да. Обязательно. По-другому и быть не может! – бессовестно наврал ему щуплый.