Толя украл общую тетрадь на девяносто шесть листов в красивой клеёнчатой обложке. Толя украл первый раз в жизни. Если кто-либоо спросил его зачем он это сделал, то он бы не смог ответить. В магазине канцелярских принадлежностей он разглядывал открытки и журналы около касс, а когда вышел из магазина, то в его руках непонятным для него образом оказалась та самая тетрадь. Он не знал, почему его не остановили. Страх быть пойманным заставил его в панике бежать изо всех сил, пытаясь оставить злосчастный магазин как можно дальше.
Он забился в самую тёмную щель между гаражами и просидел там до вечера. Вылезти оттуда его заставил только страх получить взбучку от родителей за то, что он поздно вернулся домой и ещё не сделал уроки.
В тот день Толя совершил ещё одно преступление. Он соврал, что и их оставили в школе после уроков помогать протирать пыль с книжек в библиотеке, а домашнее задание им не задали.
Вранье и воровство, остались незамеченными и безнаказанными. Общая тетрадь так бы и пролежала, спрятанной под картонной коробкой из-под радиоприёмника, но ровно через десять дней после начала каникул Толя вытащил свою криминальную добычу из тайника. Тетрадь оказалась совершенно чистой. Там не было ничего кроме клеточек и запаха типографской краски. Но жгучее чувство вины за грязное воровство обострялось при виде этой чистоты.
Толе захотелось испортить эту тетрадь, сделать её грязной. Он взял ручку и написал слово "неправда", а потом написал все свои мысли по поводу мерзкого поступка. Мыслей было много и это у Толика заняло всё время до возвращения родителей. На следующий день он писал в тетради уже другие мысли, а потом ещё совсем другие. Через полтора месяца тетрадь закончилась, и до конца лета Толя исписал вторую такую же тетрадь. Жить стало легче. Мысли переставали мучить его сразу после того, как только он давал им свободу, перенося из тесной черепной коробки на белые просторы, разлинованной клеточками бумаги.
Осенью Толя решил открыть свою тайну папе, так как он был менее строгим, чем мама. Он получил в школе пятёрку по математике за что его хвалили. Толя показал тетрадь с красивой красной пятёркой своему отцу, а потом подсунул ему вторую исписанную тетрадь со своими мыслями.
Когда отец взял в руки испещрённую уродливыми каракулями тетрадку, на его лице играла лукавая улыбка изумления. Он открыл тетрадь наугад и бегло просмотрел обе странички, затем перевернул лист и пробежал следующие. Уголки его рта опустились, взгляд стал сосредоточенным, а лоб прорезали озабоченные морщинки. По мере того как он читал его брови нахмурились, на лбу пролегла суровая складка, а губы поджались и превратились в тонкую линию. Толя смотрел на него широко раскрытыми глазами, он боялся даже вздохнуть, настолько для него было важно мнение его отца. Строгий мужчина, представлявший собой идеал и образец для подражания, поднял на него растерянные глаза.
– Ты, этот откуда переписал?
– Нет, я не переписывал. Это все я сам. Это я придумал. Это всё из моей головы.
Лицо папы израстерянного снова стало привычно строгим, но на этом не остановилось и его физиономия поползла во все стороны презрительной улыбкой, переродившейся в глумливую усмешку. Он сунул Толе под нос его многодневный труд и стал резко тыкать в неровные строчки прямым жёстким пальцем, он зачитывал отдельные отрывки и тут же добавлял издевательские комментарии, высмеивая практически каждое слово. Страницы мялись в его руках, загибались уголки, и бумага страдальчески шелестела от столь пренебрежительного отношения.
А он не останавливался. Отец распалялся больше и больше, переходя на крик и комкая тетрадь. Казалась, что тетрадка с Толиными мыслями извивается и жалобно кричит, не вытерпев экзекуции. Толя молчал и пытался отводить глаза или опускать голову, но папа снова грубо хватал его за ухо или подбородок и тыкал носом в стонущие страницы.
Толя очень уважал и боялся своего отца. Ему тогда было очень больно, но не от дёрганий за ухо или подбородок. Это было вполне терпимо. Внутри у него что-то оборвалось и летело вниз. Неведомое пространство затягивало его душу ниже и ниже в мучительную пропасть. И это болезненное падение все продолжалось до тех пор, пока отец не закашлялся и не ушёл пить воду на кухню.
Толя убежал. Он до самой темноты шатался по рабочему микрорайону, состоявшему из старых бараков. Ему было больно, но он впоследствии неоднократно благодарил отца за преподнесённый урок. Именно тогда он закрылся ото всех. Он понял, что это его мысли. И как бы плохи они ни были – они были живые, а делиться его мыслями с другими было совершенно необязательно. У него появилось своё личное пространство, в которое он никогда никого не пускал. Второй вывод был следствием первого. «Не высовываться» – это стало его неким кредо и личным девизом на всю оставшуюся жизнь.