Заезд на шоссе оказался свободным, и щуплый вздохнул с облегчением.
Когда он проезжал Филимоновку, ему навстречу пронеслись три грузовика заготовителей торфа. Это было очень плохо. Они явно заметили свою машину. Предположение мгновенно подтвердил хрипатый динамик рации:
– Ты куда побежал, хищник? Куда торопишься?
– Собака покусала Топоркова, связки и вены порвала. Сейчас его к «лепилам» везу.
– Во, млять!!! Бывает же такое?! – разразилась удивлённым криком рация. – Ну, ты это, Топорку передавай, чтобы выздоравливал. Да, поспешай. Спасать бугра нужно.
Топорковым как раз и был тот самый бугай, который, наверное, уже объедал жирную надзирательницу.
Щуплый понимал, что попался. То, что он сказал, имело всего лишь одну цель: его не должны были остановить. Проехав полтора километра, он тяжело вздохнул и свернул в лес. Рацию пришлось отключить. Был риск, что в машине установлен маячок, но проверить он этого не мог.
Ухабистая лесная дорога с торчащими корнями, промоинами и высохшими комками грязи в колеях, нещадно трясла «тигр» с пассажирами внутри. Боевая машина не была предназначена для комфортных поездок.
Через полчаса они выбрались к укатанной щебёночной дороге, а потом выехали на старый тракт с разбитым асфальтовым покрытием. Пусть дорога была не самой лучшей, но ехать по ней было значительно легче и быстрее чем по лесу.
Бог их миловал. Беглецов не догнали, их никто не остановил, и к вечеру они добрались до нового анклава, образовавшегося на базе Софринской бригады.
Его остановили ещё за два километра до посёлка на первом блокпосту. Он дисциплинированно подчинился жесту вооружённого до зубов человека и остановился возле стенки из бетонных блоков под дулами двух «утёсов» и танка, превращённого в стационарную огневую точку.
Подошёл проверяющий в бронежилете и титановой сфере на голове. Щуплый открыл дверь «тигра» и осторожно высунул обе руки раскрытыми ладонями вперёд, демонстрируя свои мирные намерения.
– Выходи! – крикнул ему боец. – Кто в машине? Что везёте?
Щуплый вышел из машины, но ответить ничего не успел.
– Кисель?! Ты, что ли? – обрадовался боец, но туже скривился. – Ну и воняет от тебя. Опять спасать кого-то нужно?
– Нет, я уже спас кого мог.
Боец заглянул в машину и, остановившись взглядом на измученных долгой дорогой чумазых детских личиках, присвистнул.
– Ну, ты даёшь, Кисель! Молодец! А машина откуда?
– Оттуда.
Лицо бойца вытянулось ещё больше. Он передал по рации:
– Пост, приём. Тут Кисель беженцев привёз. Дети. Срочно пару «таблеток» сюда и медиков посмышлёней.
Боец замер на несколько мгновений, прислушиваясь к ответу, а затем отрапортовал:
– Есть.
– Ну? – спросил щуплый недовольным тоном.
Боец отступил в сторону, освобождая дорогу:
– Езжай на блокпост, герой. Вас пока там разместят. Скоро должны кареты скорой помощи подъехать. Они найдёнышей твоих заберут.
Щуплый пожал руку бойца и погнал машину в указанном направлении.
За массивным шлагбаумом из железнодорожного рельса его уже встречали всем взводом.
Детей выгрузили из машины и унесли на руках в приземистое серое здание. Их сразу же осмотрел боец, прошедший медподготовку, после чего детей отправили в душевую.
Щуплый уселся на большую скамью под старой берёзой. Глаза начали слипаться, а ноги стали ватными. Усталость, голод и нервное напряжение давали о себе знать. Из наваливающейся дремоты его вытащил подошедший немолодой капитан. Он сунул в руки щуплого большую кружку с крепким горячим и сладким чаем, а на столик из свежеструганных досок поставил тарелку с румяными домашними пирогами.
– Подкрепись, Кисель. Пироги остыли уже, но они утрешние. Моя половина для всех ребят пекла. Старалась от души. Кушай, кушай. Для защиты людей адвокатам силы тоже нужны.
– Был адвокат Блидевский, да весь вышел, – отозвался щуплый. – А сейчас я есть защитник Кисель. А прежний адвокатишка он умер, нет его. Подох он, как собака.
– Переродился, значит?
Блидевский задумался, а потом ответил:
– Можно и так сказать.
Глава 3. Защитник
Его перерождение началось в день смерти Кирилла в марте прошлого года. Практически полтора года назад у него на глазах убили его сына. Истеричные рыдания у его мёртвого тела сменилось полной внутренней опустошённостью. Это он не для погибшего сына тогда погребальный костёр устраивал в подъезде элитного дома, а для своей заскорузлой полумёртвой душонки. Огонь погребального костра сжёг адвоката изнутри, Блидевский стал пустым как космический вакуум, он ничего больше не чувствовал, и жил автоматически. Горе других людей проходило стороной, а собственное горе превратилось некий постоянный давящий фон. Он окончательно потерял себя.
В один из дней, когда Блидевский в очередной раз таскал и раздавал обеды в больнице эвакопункта, он увидел мальчика, который как две капли воды походил на маленького Кирилла и даже звали его Кирюша. Блидевский захотел узнать, чей это малыш. У мальчика осталась только родная тётя, а его родители погибли, спасая сына от смерти. Они пожертвовали собой для того, чтобы жил их ребёнок!!!
Тогда в пустое нутро Блидевского где холодный ветер разгонял пепел, оставшийся от выгоревшей души, пришла боль. Такая острая и мучительная, что ему захотелось умереть. Он потерял сына, он предал его, он не стал бороться за своего мальчика. Ведь тогда в подъезде он мог схватить оружие убитого Кириллом бандита. Почему он не поднял его и не расстрелял всех этих сволочей, которые убивали его сына? Почему он как последняя мразь упал на пол и вонючим червём пополз в угол, пытаясь сохранить свою никчёмную жизнь?
Потом он много раз в голове прокручивал тот самый момент. Ещё он вспоминал все прожитые годы. Блидевский отстранённо смотрел на всю свою жизнь, тщательно перебирая каждое событие. Получалось, что ему можно было и не рождаться. Настолько мелкими и незначительными оказались его страхи, победы и проигрыши. Всё то, что было для него значимым, оказалось пустой картонной куклой. А по-настоящему значимое и бесценное, полетало мимо него незамеченным, как ветер сквозь пальцы.
За болью пришло иссушающее чувство вины. Каждый день для Блидевского превратился в нескончаемую пытку. Он просыпался каждое утро с обречённым ощущением предстоящего ему очередного мучительного дня.
Он пытался убежать от своей боли, и он убежал от детей в больнице, от растерянных и испуганных взрослых, от нескончаемого потока беженцев и от страшных известий. Но после того, как он покинул эвакуационный пункт, боли не стало меньше.
Смелости для самоубийства ему не хватало. Тогда он пытался одурманить своё сознание алкоголем и наркотиками. Когда он напивался, становилось только хуже, а наркотики приносили ужасающие галлюцинации и терзающий бред. Блидевский пытался удариться в религию, напросившись в религиозную общину баптистов, но облегчения тоже не нашёл, и это быстро закончилось. Единственное, что он вынес от баптистов – это было твёрдая уверенность в том, что он должен страданием искупить все свои грехи, а также то, что боль ему дана в качестве наказания за всю прожитую жизнь. Он покорно принял эту кару судьбы. Ещё он стал себя ненавидеть, как существо глубоко греховное и порочное, несущее вред и разрушение. Теперь он просыпался каждое утро с мазохистским удовольствием, мстительно ожидая очередной день наказательной экзекуции своей греховной персоны.
Совершенно случайно он примкнул к отряду мародёров, которые развили бурную деятельность по изъятию несметных материальных богатств исчезающей цивилизации. Специализировались они на энергетическом оборудовании, рыночная цена которого котировалась на уровне горючки и оружия с боеприпасами.
Для Блидевского нашлось место у мародёров, несмотря на субтильное сложение и отсутствие опыта в такого рода деятельности. Помимо того, что Блидевский был маленьким и щуплым, у него с детства была аномальная гибкость. Он даже сейчас мог свободно сесть на шпагат, в позу лотоса или заложить ногу за голову. Забросив бесполезную в новой эпохе профессию, уважаемый юрист превратился в «отмычку». Ему приходилось забираться в самые узкие дыры и щели, в погоне за особоценным товаром.