Теперь перед комиссаром стоял по-прежнему спокойный и улыбающийся Ансельмо Силано, и Прицци невольно подумал о том, что члены семьи донны Империи действительно выглядят превосходно.
— Могу ли я попросить вас, синьор комиссар, поскорее отпустить меня? Моя работа…
— Увы, синьор Силано! Боюсь, что вы не очень скоро сможете вернуться в «Ла Каза Гранде»!
— Ma que! Но почему?
— Послушайте, Силано, давайте раскроем карты… Вы умный человек, и я уверен, что когда вы убедитесь в том, что проиграли эту партию, у вас хватит мужества это признать…
— Извините, синьор комиссар, по…
— …но вы не можете понять? Сейчас я вам все объясню. Вы, вероятно, помните о том, что Пьетро Лачи заявлял, будто бы он признал в человеке, выходившем из комнаты Джозефины, вашего племянника? Мне удалось уличить его во лжи. После этого ему поначалу показалось, что он вообще никого не видел, но сегодня ночью он вспомнил, что действительно видел у двери комнаты Джозефины одного человека. А вы сами заметили Пьетро в эту минуту?
— Не уверен, что это был именно он.
— Что?
— Я сразу же повернулся к нему спиной и поспешил прочь оттуда.
— Благодарю вас за откровенность, Силано. Признаете ли вы себя виновным в убийстве Джозефины Пампарато?
— Нет, синьор комиссар. Сочувствую вам, но и у моей вежливости есть свои границы, и я никак не могу взять на себя ответственность за убийство с единственной целью доставить вам удовольствие.
— Тогда объясните мне, что вы делали в ее комнате?
— Я слишком хорошо знал Джозефину. Эта девушка была хитрой и могла пойти на что угодно, лишь бы добиться своего.
— И даже на шантаж?
— Думаю, что да, если бы ей предоставилась такая возможность, но не знаю, кого можно было бы шантажировать в «Ла Каза Гранде».
— Ну, а если она шантажировала убийцу Маргоне?
— Неужели вы думаете, что…
— Пусть мои мысли вас не беспокоят! Отвечайте, зачем вы заходили к Джозефине?
— Я знал о том, что она назначила свидание моему племяннику, которого я очень люблю, и знаю, что он не мог бы сопротивляться Джозефине. Тогда я решил переговорить с малышкой еще до его прихода и припугнуть ее.
— Возможно, в этом намерении вы зашли слишком далеко?
— Мне это было бы трудно сделать, синьор комиссар, потому что, когда я вошел в ее комнату, она уже была мертва.
— В котором часу это было?
— Незадолго до половины седьмого… Примерно в восемнадцать двадцать пять…
— Значит, она уже была мертва?
— Сначала мне показалось, что она просто спала на кровати, уткнувшись носом в подушку. Я похлопал ее по плечу, но она не шевелилась. Тогда я перевернул ее на спину и увидел ее лицо… Боже мой! Как я испугался!.. Никогда бы не смог подумать, что смерть может так исказить лицо человека! Я говорю вам сущую правду, синьор комиссар.
— Допустим, синьор Силапо, но пока мы не найдем того, кто побывал у Джозефины до вас, вы остаетесь подозреваемым под номером один. Возможно, я и заблуждаюсь, но пока что не стану сажать вас в камеру. Сам не знаю почему, но я верю вам.
— Благодарю вас, синьор комиссар!
— Ma que! Будьте благоразумны, Силано! Запрещаю вам без моего разрешения выезжать из Сан-Ремо, и, кроме того, все то время, что мы будем искать убийцу, вы каждый день будете приходить сюда, к инспектору Кони или к дежурному инспектору и отмечаться у него.
— Понял.
— И еще, если вы захотите мне помочь, то уверен: мы скорее покончим с этой загадкой в «Ла Каза Гранде».
— И что я должен делать?
— Постараться найти того, кто замешан в торговле наркотиками и из-за кого поплатились жизнью Маргоне и Джозефина.
— Джозефина.
— Возможно, ее убили вовсе не из-за любовной истории. Кстати, кто еще, кроме вас, Пьетро и Фортунато, мог быть влюбленным в нее и ревновать? Энрико Вальместа?
— О нет!.. Джозефина действительно никак не была в его вкусе, а с тех пор, как он познакомился с этой английской куколкой, он совершенно не способен думать о какой-нибудь другой девушке.
— Значит…
— Вы, кажется, правы, синьор комиссар. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам.
Оставшись один, Массимо подумал о том, что в лице администратора он получит солидную поддержку, если только тот не надувает его. Но комиссару такая мысль казалась невероятной. Во всяком случае, теперь у него не было никаких причин, чтобы и дальше держать Пьетро в тюрьме, и он приказал его отпустить.