Рассыпавшись вдоль хребта, резервные взводы встретили японцев дружными залпами. Трудно было рассчитывать на попадание в такой темноте, но японцы все же не осмелились идти дальше и стали окапываться. С долин пополз густой туман, под прикрытием которого пограничники, вынеся всех раненых, благополучно вернулись на линию русского сторожевого охранения.
На рассвете Бутусов уже докладывал Кондратенко о результате ночного поиска.
– А китайцы ваши? – вспомнил генерал.
– Остались до следующей ночи в тылу у японцев, чтобы проследить днем за стрельбой японских батарей, – объяснил Бутусов.
Осмотрев захваченные пограничниками прицелы, Звонарев объявил, что только один из них принадлежит морской пушке, а остальные легким и горным орудиям.
– Значит, вредную батарею уничтожить так и не удалось, – вздохнул Кондратенко.
Как бы в ответ ему начался обстрел порта и гавани из дальнобойных орудий.
Кондратенко приказал прапорщику ехать к Белому с докладом о результатах поиска. Город еще только просыпался. Открывались первые магазины, китайцы торопливо катили по улицам легонькие колясочки с булками, овощами и другой снедью. Хозяйки с кошелками шли на рынок, рабочие двигались к портовым мастерским. Никто из них не обращал внимания на обстрел гавани, где то и дело взлетали в воздух высокие всплески воды от падающих снарядов.
Около «Этажерки» Звонарев неожиданно встретил Варю Белую. Она имела очень утомленный вид, но, как всегда, была преисполнена энергии.
– Меня не пропускают домой из-за обстрела гавани, – жаловалась она.
– Берите мою лошадь и скачите вокруг Золотой горы, – предложил прапорщик. – Я только что хорошо выспался и отдохнул. Доберусь до Управления артиллерии и пешком.
Взобравшись на лошадь, Варя помчалась вперед, а Звонарев стал пробираться в Управление артиллерии. Один из снарядов поджег в порту цистерны с машинным маслом, и черный густой дым закрыл всю Золотую гору и район порта. Приходилось идти с трудом в клубах маслянистого черного дыма, непроницаемого для лучей солнца. Когда прапорщик добрался до квартиры Белого, то походил на негра.
– Отправляйтесь в ванну, – распорядился генерал, увидев Звонарева.
Помывшись и приведя себя в порядок, прапорщик отправился на доклад к генералу в Управление артиллерии, где он застал Тахателова и Гобято.
– Объявим премию за отыскание проклятой батареи. Сто рублей офицеру, двадцать пять солдату. Установим круглосуточное дежурство на Большом Орлином Гнезде, Перепелиной горе и на Высокой. С них открывается большой кругозор, – предложил Тахателов.
– Надо связаться с моряками. Они крепко заинтересованы в уничтожении этой батареи, – добавил Гобято.
– Следует привлечь местное китайское население, которое прекрасно знает окрестные горы и может сильно помочь в отыскании батарей, – проговорил Звонарев.
– Попрошу вас, Сергей Владимирович, по этому вопросу связаться с Петром Дмитриевичем Бутусовым. У него среди китайцев много знакомых и друзей, – распорядился Белый.
На этом и порешили.
Едва прапорщик вышел из Управления, как встретился с Вен Фань-веем. После своего неудачного покушения на Танаку в Дальнем китаец вернулся в Артур к семье. Узнав об отходе русских войск и приближении японцев к Артуру, Вен хотел было тотчас уехать с женой и ребенком на джонке в Чижу. Но для этого надо было получить разрешение городского совета, и Вен обратился к Варе с просьбой помочь ему в этом деле. Варя рассказала отцу о намерении садовника. Белый велел передать китайцу, что японцев к самому Артуру не подпустят, и Вен успокоился.
Отступление русских снова заставило Вена подумать об отъезде из Артура, особенно когда начался обстрел осадными батареями города и порта. Но предварительно он решил пробраться в осадную армию, где находились его родственники, и поэтому согласился принять участие в разведке, организованной Бутусовым.
Вернувшись с рассветом, Вен решил лично сообщить Белому о том, что видел в японском тылу. Тут ему и встретился Звонарев. Китаец теперь часто видел прапорщика вместе с Варей и постепенно изменил к нему свое отношение.
– Здравствуй, лао Вен Фань-вей, – приветствовал его Звонарев. – Нашел батарею, которая обстреливает город и порт?
– Моя видала много-много батарея. Они шипко пуфпуф делай. Какая в карабли, не знай. Моя хоти генерала Белая говори, – ответил китаец.
Прапорщик провел китайца в Управление артиллерии. Вен рассказал о том, что видел. Но, плохо зная русский язык, многого не сумел объяснить. Белый вызвал к себе Бутусова, который руководил разведкой и неплохо владел китайским языком. С его помощью удалось уточнить многие детали расположения вражеских осадных батарей.
Белый хотел было представить Вен Фань-вея к награде, но китаец отказался и лишь попросил помочь ему выехать, когда будет нужно, из Артура.
На другой день на флагманском броненосце «Цесаревич» состоялось совещание флагманов и командиров. Генерал Белый немедленно собрался в дорогу и взял с собой Звонарева.
Японцы перенесли огонь на стоящие на внутреннем рейде суда. «Ретвизан», «Победа» и «Цесаревич» усиленно осыпались снарядами. Прошло около получаса, пока к пристани Артиллерийского городка смог подойти паровой катер «Цесаревича». В момент его отхода один из снарядов угодил в борт броненосца и, разорвавшись, изрешетил катер. Кроме того, оказалась перебитой дымовая труба и штуртросы[3]. Поэтому, прежде чем пускаться на нем в путь, надо было произвести необходимый ремонт.
Только около полудня попали наконец артиллеристы на заседание моряков. В отличие от прежних совещаний сегодня Витгефт ограничился лишь конкретными указаниями о выходе эскадры, объявил диспозицию, порядок прохождения тралящего каравана и еще раз повторил приказ о выходе наутро двадцать восьмого июля.
– Прошу вас, господа, помнить, что мы выполняем волю его величества, поэтому наши мнения должны остаться при нас. Я буду руководить эскадрой, сообразуясь с обстановкой. Поврежденных в бою судов эскадра поджидать не будет. В этом случае командиры должны действовать по способности, памятуя общую директиву – идти во Владивосток, – закончил свою речь адмирал.
– Пронеси, господи, через мины у Артура, а там мы сумеем драться с японцами, – ответил ему начальник штаба эскадры Матусевич. – Мины – вот главная наша опасность.
– А прорыв в иностранные порты допустим? – вдруг спросил Ливен.
– Он будет рассматриваться как бегство с поля сражения, – ответил Витгефт.
– Не согласен с этим, – возразил командующий отрядом крейсеров адмирал Рейценштейн. – В Артуре невозможно больше исправлять поврежденные суда вследствие обстрела порта с сухопутного фронта. Следовательно, корабли, не могущие добраться до Владивостока, должны пытаться пробиться хотя бы в нейтральные порты или, быть может, даже идти прямо навстречу Балтийской эскадре[4].
– Да она еще не вышла из Кронштадта, – усмехнулся Витгефт. – Едва ли Артур продержится до ее прихода сюда. Только это соображение и заставляет нас выйти в море на явный разгром. Авось потопим несколько кораблей Того и хотя этим поможем нашей второй эскадре.
– О нейтральных портах, идя во Владивосток, думать не следует, а то, наверное, все в них окажемся и до места назначения не доберется никто, – возразил командир броненосца «Севастополь» капитан первого ранга Эссен.
– Вильгельм Карлович, а нельзя ли будет взять с собой из Артура семьи некоторых офицеров? – вдруг спросил младший флагман эскадры контр-адмирал князь Ухтомский.
– Я думаю, что можно будет допустить пребывание женщин на «Монголии»[5], которая пойдет с эскадрой, – поддержал Матусевич. – Все равно вчера и сегодня из города и особенно порта туда перебрались многие семьи.
– Пожалуй, на «Монголии» соберется столько всяких пассажиров, что и раненым не останется места, – заметил Витгефт.
– Дело старшего врача лазарета урегулировать этот вопрос, – отозвался Матусевич.
[4]
[5]