Во все "табельные дни" мне было ведено надевать свою порт-артурскую медаль. Единственная из всех воспитанниц, сначала Одесского, а потом Иркутского института, шла я в институтскую церковь с ярко выделяющейся медалью на красной станиславской ленте на белой пелеринке. А потом начинались бесконечные расспросы и просьбы рассказать "что-нибудь" из порт-артурской жизни. И это иногда бывало тяжелее, чем "ухаживать за ранеными", но зато запомнилось так, что многое из того давнего прошлого свежо и по сей час.
Добровольная сестра милосердия
Г. А. Твердовская (рожд. Топольская)
{117}
ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА А. В. ФОН ШВАРЦА
Глава I
ВСТРЕЧА С ГЕНЕРАЛОМ КОНДРАТЕНКО.
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Незадолго до войны я познакомился с одним генералом, тогда лишь скромным начальником дивизии, которому судьба готовила стать в скором времени одним из замечательнейших русских военноначальников последнего времени.
Это был генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко.
Вероятно, в конце декабря 1903 г., а может быть, в начале января 1904 года, я получил в Талиенване телеграмму от Начальника инженеров области, генерал-майора Базилевского, в которой мне сообщалось, что на другой день, проездом из Ляояна в Порт-Артур, прибудет на Гзиньчжоускую позицию начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Кондратенко, и предписывалось встретить его там и сопровождать при осмотре позиции.
Он был в форме Генерального Штаба, среднего роста, носил небольшую бороду и малороссийские усы и смотрел добрыми, карими, сразу вызывавшими расположение глазами.
Зародившаяся между нами с первого взгляда взаимная симпатия сохранилась до самого конца его жизни. Оказалось, что еще по пути из Петербурга к месту {118} назначения, Роман Исидорович, изучая карты оценил большое стратегическое значение Гзиньчжоуской позиции и хотел проверить впечатление путем личного осмотра, о чем и послал с дороги телеграмму в Порт-Артур.
Мы исходили позицию вдоль и поперек в сопровождении командира 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, полковника Н. А. Третьякова и пришли к одному заключению о громадном значении ее в обороне полуострова, и так как уже усиленно поговаривали о возможности войны, то и о необходимости ее укрепления в возможно скорый срок.
Прибыв в Порт-Артур, ген. Кондратенко сейчас же подал по начальству докладную записку, ходатайствуя о том, чтобы немедленно приступить к укреплению позиции.
Утвердительное решение последовало 25 января, и в тот же день я получил телеграмму, предписывавшую мне явиться на другой день, 26 января, в Порт-Артур к Начальнику инженеров.
Я прибыл в Порт-Артур около 3 часов пополудни.
Проезжая со станции в дом Начальника инженеров, я видел стоявший во внутреннем порту японский пароход, а извозчик объяснил мне, что ожидают войну, и что пароход прибыл, чтобы забрать японцев, которых в городе было много. Далее, в самом городе обращало на себя внимание, что большинство японских магазинов было заперто, а на дверях некоторых красовались большие надписи по-русски: "Я испугался и уезжаю".
По улицам быстро двигалось много японцев на извозчиках, в рикшах или пешком; чувствовалось тревожное настроение.
Генерал-майор Базилевский, Начальник инженеров крепости и области, объяснил мне, что решено немедленно начать работы по укреплению позиции временными укреплениями, что я назначен руководить работами, и что я должен завтра же получить необходимые карты, материалы и средства и затем отправиться на позицию и приступить к работе.
До вечера мы говорили о всяких подробностях {119} работы. Генерал оставил меня ночевать у себя, после 11 часов мы легли спать; наши комнаты были рядом и мы еще долго разговаривали. Я до сих пор сохранил в памяти одно из его поучений: "Чтобы быть хорошим инженером, надо строить не только хорошо, но и дешево".
Около 12 час. ночи я стал уже засыпать, но сильный пушечный выстрел заставил меня очнуться, за ним последовал второй, затем третий.
Я окликнул генерала и спросил: "Что это значит? Уж не объявлена ли война?"
"Да нет... Это ничего не значит. Какая там война. Я двадцать лет на востоке, и каждый год перед весной говорят о войне... Ничего не будет... Это, вероятно, учебная стрельба береговых батарей... Спите спокойно".
Однако, заснуть мы не успели, - в кабинете генерала затрещал телефон, генерал бросился туда, через минуту возвратился, сказав, что его немедленно вызывают во дворец Наместника.
Он пробыл там недолго и возвратившись сказал мне, что слышанные нами выстрелы были взрывы мин, брошенных японскими миноносцами в суда нашей эскадры, стоявшие на внешнем рейде, что несколько судов повреждено, и что Наместник отдал приказ о выступлении всех войск гарнизона из казарм на линию сухопутной обороны. Однако, это могло быть исполнено только около трех часов ночи.
В мою комнату доносились приветствия солдат. То генерал Стессель на площади пропускал перед собой войска и здоровался с ними, объявляя о начале войны.
Так началась Русско-японская война в ночь с 26-го на 27-ое января 1904 года...
Тогда много говорили в обществе и в народе о неподготовленности, в какой были застигнуты наш флот и крепость. В таких случаях всегда ищут виновных, но всегда совсем не там, где их следовало бы искать. Так, усердно распространялся слух, что морские офицеры не находились на своих судах, а на берегу, так как командующий эскадрой вице-адмирал Старк, якобы, давал на берегу бал и все офицеры были приглашены... Слух {120} этот абсолютно ложный! Никакого бала в эту ночь не было и большинство офицеров-моряков были на своих судах.
Но на эскадре, действительно, не были приняты надлежащие меры предосторожности от минной атаки, что произошло потому, что никто ни в Петербурге, ни на месте войны не ожидал, а мысль о возможности начала ее путем предательского нападения и в голову никому из русских военных начальников не могла придти.
Их понятия о чести и морали, в которых мы были воспитаны и служили, совершенно исключали возможность подобного способа начала войны. Это был закат старых рыцарских приемов войны и боя, смененных коварством и предательством. В военном искусстве началась новая эра.