Выбрал второй вариант. Стал подниматься. Как там в песне? «Всё выше, и выше, и выше…» А вот в другой песне было: «Мне сверху видно всё. Ты так и знай!»
Ну, ни фига себе… Получилось…
А вот картинка совсем не порадовала. Нет. Надо было всё-таки плюнуть самому себе на башку. Другого это дегенерат не заслужил.
Туман… Тумана-то было всего ничего. Небольшой сгусток в низинке возле лесочка. Посреди этого сгустка тумана сидит идиот… Идиотище! Сидит и размышляет: «Куда бы пойти? Ведь не видно ничего…»
Сука. Всё видно, стоит только встать и пойти. Причём в любую сторону метров через сто туман рассеется и можно будет разглядеть уже хоть что-то…
Так… А это что там такое? Левее, ещё немного… Настроил дальнозоркость… Костерок. У костра сидят двое… Одеты, абы как… Не графья с баронами. Даже на холопов не тянут. Оборванцы какие-то… И, как мне кажется, что тот мальчишка, что помельче, и не мальчишка вовсе, а коротко стриженная девчонка…
Фу-уух… Аж голова закружилась, когда сознание ухнуло вниз со скоростью свободного падения. Похоже, что для того, чтобы летать вот так вот бестелесно тоже надо тратить силы. А сил-то и вовсе не осталось… Голова кружится, жрать хочется, и двигаться, вставать и куда-то идти сил нет… Сейчас самое главное не менять положения тела, чтобы не потерять то направление, которое я вроде бы пока могу определить… Вот я сижу… Левее, метров сто-пятьсот, и будет костерок. А там мясо и люди… Мясо, судя по запаху, вроде бы аппетитное, а люди вроде бы безобидные… Хотя хрен их знает. Могут отравить, а могут и просто из лука пристрелить издали…
Но где найти силы, чтобы добраться до них?
Я почему-то вспомнил про большое рубиновое яйцо на золотой цепи… Помнится мне от поглощения драгоценных камней прилетала некая бодрость во всём теле… Может и сейчас так попробовать?
Я тут же извлёк из своего хранилища все цацки, снятые с мёртвого барона. Хоть сейчас можно спокойно их разглядеть. Четыре перстня — просто украшения с камнями. Ничего особенного. А вот пятое, похоже, на какую-то печать… Ладно. Пока отложу в сторону.
А вот кулон на цепи… Слишком большой камень, слишком ажурный кулон и слишком толстая цепь. Кулон странный… Такое ощущение, что это не кулон сделали, чтобы красиво выделить камень, а камень просто запихнули внутрь кулона… И больше всего этот кулон напоминает… Ключ. Странный, ажурный ключ. А камень находится в том месте, где у обычного ключа кольцо.
Нет. Тут без стакана не разберёшься. Тоже отложу пока обратно вместе с той печатью на перстне. А остальные побрякушки, одна за одной отправляются на ладонь, где из них исчезают драгоценные камни, впитываясь и растворяясь в теле.
Почувствовав себя гораздо бодрее, я отправил золотые остатки, лишённые камней, обратно в хранилище, поднялся, и бодро зашагал в ту сторону, где по моим прикидкам должен был гореть костёр.
Интерлюдия 2.
Маша без Максима.
Связанную по рукам и ногам Машу безо всяких затей скинули с лошади на землю. Хорошо ещё, что не на каменный пол. Но и так падение с высоты лошадиной спины, как будто вышибло весь дух из девочки. При этом, сознание она не потеряла, а наоборот вошла в состояние некоей злой агрессивности. Такое состояние появляется у обречённого на смерть, но не сломленного человека. Именно в такие моменты человек может броситься на десяток врагов с одним лишь кинжалом в руке, или устремиться навстречу врагам с прижатой к груди гранатой.
Всего этого Маша не знала. Но если бы она сейчас не была связана по рукам и ногам, то наверняка бы бросилась в драку. Даже понимая всю бесперспективность такой битвы против нескольких взрослых вооружённых мужчин.
Лёжа на земле, она даже не могла видеть того, что происходит кругом, из-за мешка на голове. Могла только слышать ржание лошадей и команды, что отдавались молодым, но властным голосом.
— Тащите её в подвал!
Сказано это было по-немецки. Но Маша прекрасно владела этим языком. И голос Вольфганга она сразу узнала.
«Вот ведь гад какой…» — подумала она. — «Совсем ещё недавно блеял, как ягнёнок, а сейчас вон как разговорился. Ну, ничего, ничего…»
Почему-то она успокоилась. Её перестало волновать то, что её грубо подхватили, и потащили куда-то. Она даже не реагировала на то, что порой её тело при этом задевало за что-то твёрдое. Страх, боль… Всё ушло на какой-то второй план. Да и отношение ко всему происходящему с ней у девочки стало отстранённым.
Она слишком долго болела в прошлой своей жизни, и уже привыкла к тому, что врачи что-то делают с ней. И порою делают это довольно-таки больно. Потому и боль стала, хоть и неприятной, но вполне обыденной частью её той, прошлой жизни. После этого боль стала нестерпимой, и она умерла. Прошли страхи, прошла и боль.