Я огляделся. В кабинете всё было по-прежнему. Вешалки со шмотками, коробки со шмотками, коробки с обувью… Я подумал-подумал… А потом взял, да и прибрал содержимое всего кабинета в своё хранилище. Всё оптом, вместе с коробками и вешалками.
Дора издала громкий вздох. Такой громкий, что я даже обернулся, чтобы поглядеть, как она, сидя на своём стуле, пытается выдохнуть и не может этого сделать, синея лицом…
Жаль, что это кино мне не удалось досмотреть до конца. Меня подхватила какая-то неведомая сила и понесла куда-то в неведомую даль…
17 августа. 1990 год.
Москва. НИИ скорой помощи им Склифосовского.
Бли-ии-ин! Как же больно возвращаться в своё тело… Они тут мне что-то такого вкололи, из-за чего всё моё тело корёжит не по-детски. Ну да ладно… Переживу, как-нибудь.
Где я? В больнице? В какой? И что тут со мною творят эти эскулапы в белых халатах?
В голове шумело. Меня вертело, крутило и мутило. В таком состоянии срываться куда-то нет никакого смысла, поскольку далеко я так не убегу. Придётся на какое-то время доверить моё тело медикам, чтобы они хоть как-то его подлатали. А потом, попробую добавить себе здоровья своими магическими способностями.
На моём лице какая-то маска, в руках иголки, к которым тянутся прозрачные трубочки от капельницы. Помню такие. Из них получаются потом смешные плетёные чёртики. Но мне сейчас пока не до чёртиков.
Противно пищал какой-то прибор, стоящий где-то вне зоны моей видимости. Белая простыня прикрывала моё тело. Насколько я мог почувствовать, никакой другой одежды, кроме этой простыни на мне не было.
Ладно. Проехали. С этим я тоже разберусь как-нибудь потом. А пока надо сориентироваться и понять куда меня запихнули.
— Он пришёл в себя? Он в сознании?
— Пока не понятно, товарищ полковник. Глазами моргает, но похоже, что ничего ещё не соображает.
— Нам надо допросить его.
— Если это вам так необходимо, тогда зачем вы с такой силой били его по голове?
— Он оказывал сопротивление при задержании.
— Не смешите меня. Судя по его физическим показателям, он вряд ли сможет выполнить даже нормы ГТО.
— Но он убийца…
— Для нас он в первую очередь — пациент. Вот когда он хоть немного восстановится после вашего «задержания».
— Что за намёки?
— Я только констатирую факт.
— Когда его можно будет допросить?
— Думаю, что не раньше, чем через пару дней. Но это в лучшем случае…
— А в худшем?
— А в худшем… Он может и не вернуться в то состояние, в котором вы его сможете допрашивать.
— Что Вы имеете в виду?
— А то, что он от нас поедет на Потешную улицу в больницу Ганнушкина.
— Он убил сына моего друга, подполковника Осипова.
— Я сделаю всё, что могу, но что-то обещать сейчас не в моих силах.
19 августа. 1990 год.
СССР. Москва. НИИ им Склифосовского.
Примерно такой разговор я подслушал вечером первого дня в коридоре возле своей палаты. У меня теперь отдельный «номер» в «гранд-отеле» имени Склифосовского. Врачи что-то со мной делают, но уже не так активно, как в первые часы моего пребывания в реанимационном отделении. Подходы к моей палате охраняют милиционеры, а отходы моей жизнедеятельности выносит пожилая медсестра с добрыми глазами. Я ненавязчиво подкинул ей в карман халата червонец. Ведь хотя все деньги у меня пропали вместе с моей одеждой, но оказалось, что из кабинета Доры Михайловны я приватизировал некую сумму в виде довольно-таки толстой пачки разноцветных денежных купюр.
Я уже взял в привычку бродить в виде астрального тела по больничному корпусу. Когда никого не было рядом, я впитал в себя один за другим все драгоценные камни из затрофеенных у Доры ювелирных изделий. И хотя это не прибавило мне физического здоровья, зато от магических сил меня немного даже распирало. Я это чувствовал. А вот для физического улучшения мне нужны другие дрова. Калорийная пища, белки, жиры и углеводы… Ну а меня пока тут кормят только глюкозой через трубочку. А на одной глюкозе мышечную массу не накачаешь.
Зато мои способности, которые отвергаются современной наукой только растут. И я заметил один интересный момент. Чем больше и чаще используешь какие-то навыки, тем лучше получается с ними обращаться. Да и магические силы растут вполне себе ощутимо.