У меня усилились целительские способности. Я практиковался на больных, благо именно здесь их с избытком хватало. На мелкие проблемы, типа сращивание переломов и заживление уже зашитых ран, я не заморачивался. Зато подлечил сердечко молодой девушке. Симпатичная такая. Пусть и дальше живёт. Мимоходом устранил зарождающуюся опухоль мужчине лет сорока. Пока она ещё была небольшая, мне удалось удалить её без проблем. Насколько я понял, врачи её не смогли диагностировать. А когда смогу, она уже будет гораздо больше, и метастазы уже проникнут во все соседние органы. А мужик ещё вполне себе бодрый, и жена у него заботливая… Ходит к нему, переживает…
Ну а я тут уже третий день скучаю. Попытка проследить за ментами, чтобы выяснить место, куда запихнули мою Машку, не удалась. Отлетать от своего тела на слишком дальние дистанции мне не удавалось, хотя я и смог улучшить свой первоначальный результат. Поэтому приходится крутиться вокруг да около.
Удалось выяснить, что отсюда я даже могу снова посетить комиссионный магазин на Каланчёвской. Но Доры Михайловны я там не обнаружил. Михаил был, дама за кассой тоже была. А Доры не было. Может, больничный взяла? Вместо неё работал молодой хлыщ с бегающими глазками. Сразу видно, что прохиндей ещё тот. Ни о чём интересующем меня из их разговоров я так и не узнал. Поэтому покинул магазин и вернулся в Склиф.
А что мне ещё делать? Сегодня воскресенье. Суета только в приёмном покое. Ну а в остальных отделениях тишина, покой и посещение больных родственниками. Но к нам в реанимацию никого не пускают по определению. Хотя, кажется, ментов это не касается.
Вместе с сержантом, который сменил предыдущего охранника у моих дверей прибыл сердитый полковник и ещё какой-то человек в гражданском костюме с папочкой. Врач, что попытался воспрепятствовать их посещению моего болезного тела, сдался после нескольких слов полковника. Как я смог расслышать, разрешение на мой допрос они получили от главврача.
Ну, допрос, так допрос. Я нырнул в своё тело и открыл глаза, глядя затуманенным взглядом на пришедших гостей. Мужчина в цивильном костюме присел на стул возле моей кровати и раскрыл свою папку. Достав оттуда бланк протокола допроса, он посмотрел на меня и даже вежливо поздоровался:
— Здравствуйте, Максим Александрович! Моя фамилия Малышев. Я следователь. И Ваше дело теперь веду я.
Я смотрел на него, буквально, как баран на новые ворота. А в голове у меня, как рыба в аквариуме с кипятком, плескалась одна только мысль: «А откуда он знает, что я — Александрович?»
Глава 25
Глава двадцать пятая.
Испачканную совесть не отмыть. Но показывать свою совесть вообще никому не стоит. Пусть продолжают думать, что ты чист.
В этом сером мире мало ярких красок.
Как мишени в тире миллионы масок.
Я гляжу устало, улыбаясь мнимо,
В маски пешеходов, движущихся мимо.
Кто они такие? Мне неинтересно.
Говоря об этом, заявляю честно,
Что моя задача — выжить в этом мире.
Ну, а остальные — лишь мишени в тире.
19 августа. 1990 год.
СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.
— Я вижу, что вы удивлены? — спросил меня ушлый следователь.
— Не понимаю Вас. — вялым голосом, ответил я.
Показывать ментам, что я на самом деле гораздо бодрее, чем выгляжу, я не собирался. Пока что делаю вид, что мне так хреново, что я аж кушать не могу…
— Я заметил, как Вы удивились, когда я назвал Вас по имени-отчеству, Максим Александрович.
— А я разве «Максим Александрович»?
— Ну а как же. Судя по отпечаткам Ваших пальчиков, что нашлись в нашей базе, Вы Шварц Максим Александрович, шестьдесят восьмого года рождения, уроженец города Москвы. А ещё вы в розыске, Максим Александрович.
— За что? — с наивностью в голосе спросил я.
— А Вы не помните, как убили собственную мать? И ещё несколько человек…
— Не помню… Когда это было?
Следак посмотрел в бумаги из своей папки, и продолжил.
— В августе восемьдесят второго в Москве, а потом ещё в сентябре убили милиционеров в Сочи.
— Простите! Но во-первых: Я этого не помню. А во-вторых: Уголовная ответственность за такие преступления наступает только с четырнадцати лет, а я только в середине октября восемьдесят второго года достиг этого возраста.
— Но троих молодых людей, вы убили совсем недавно. А сейчас вам уже гораздо больше четырнадцати. И, кстати, где вы скрывались всё это время…
— Не помню, чтобы я кого-то убивал… У меня была в детстве черепно-мозговая травма с частичной потерей памяти. И с тех пор, я периодически выпадаю из реальности, а воспоминания полностью стираются.