— А тем, что если она твой старый друг, как ты говоришь, — и только тут ложечка с кашей дрогнула, отыграла секундное колебание и поползла дальше, — то почему она ни разу не пришла к нам в дом? Почему? — Аня набирала обороты. — Почему она ни разу не поинтересовалась, начал ли ходить твой переболевший ребенок!
— Да ты просто ревнуешь!
— Я?
— Конечно!.. Не роняй кашу.
— А почему у тебя оказываются хорошие друзья, которые живут почти рядом и о которых я ни словечка не слышала?
— А потому, моя рыбка, что ты знала, когда выходила замуж, что мне тридцать лет. Мне тридцать, а тебе двадцать. А если ты невнимательно прочла в паспорте мой год рождения, я сейчас же тебе его принесу.
И мы немного покричали. Такое у нас бывало. Но не всерьез.
А уже вечером следующего дня, словно бы в помощь, пришла Вера.
— Я с коньяком. По-киношному… Это ничего? — говорила она, стоя в дверях, и с улыбкой смотрела на мою молодую жену.
Я был на кухне, но чувствовал, что сейчас женщины обмениваются взглядами. Обе улыбались. Хотя жена стояла так, что я видел лишь ее затылок (на звонок открыла она), я твердо знал, что ее улыбка на месте. Вера была в элегантном брючном костюме. Аня в цветастом переднике с красной полосой вдоль всего овала. Вере — тридцать девять. Ане — двадцать четыре. Все было как бы расставлено и продумано свыше, и даже разница была в пятнадцать лет ровно. Не в четырнадцать и не в шестнадцать.
После некоторой утряски в психике (гость — ужин — угощать!) Аня сказала:
— Надо же приготовить… Я сейчас.
И, сжимая врученную бутылку, она отправилась на кухню. Вера за ней.
— Я вам помогу.
— Не надо. Что вы!
— У вас есть другой передник?
— Старенький.
— Вот и ладно… Давайте я его надену.
Пауза.
— Давайте, Анечка. Давайте старый передник.
Я взял Машку, усадил ее в коляску — и гулять. Был час прогулки. Потому что, как ни парадоксально, оставить женщин на кухне — это самое правильное и самое примиряющее. Вечер был тепл, я возил Машку вокруг дома и тихо надеялся, что женщин сплотит коллективный труд.
Так и оказалось.
— …Ты всегда клади в салат больше помидоров, — учила Вера.
— Мне казалось, огурец ароматнее.
— Конечно, ароматнее. Но он сушит салат. А для запаха, поверь мне, достаточно одного-единственного огурчика.
В плане внекухонном они общались тоже легко и столь же легко. (Вера делала свое дело.)
— Он злобный, Анечка, — объясняла она. — Он злобный и злопамятный тип.
— А я-то думала: Старохатов!.. Такое имя. Такая популярность!
— Анечка, он обирает, он грабит ребят.
— Но, может быть, он дает вашим ребятам какие-то очень ценные советы?
— Может быть. Но за свои советы пусть берет вот эту бутылку коньяка. Пусть берет коньяк, пусть берет торт. Пусть берет красивые часы. Если уж не может не брать.
И после паузы сказала, помешивая ложкой в салатнице:
— Но пусть не берет у них половину денег. — И пояснила: — Ты, Анечка, знаешь ли, сколько стоит сценарий? Нет?.. Я тебе скажу: вместе с потиражными это примерно десять тысяч.
— Новыми? — Аня ахнула. Мою молоденькую жену, мыкавшуюся в небольшой лаборатории завода, цифра с таким количеством нулей могла сбить с ног. Тут пасовали и не такие, как она. Тут надо быть хорошо закаленным. Но Аня лишь ахнула, она даже слюны не сглотнула, — простая душа.
— Новыми, Анечка… десять тысяч новыми — и половину их Старохатов забирает себе.
Я вставил:
— Это пока твое предположение.
— Ах, перестань!
— Ты, Вера, забегаешь сильно вперед.
— А вот съезди к Коле Оконникову и сам убедишься, забегаю я вперед или не забегаю.
И тут случился цирк — маленькое представление. Аня вдруг вздохнула. Горько так вздохнула и сказала:
— Я-то думаю, почему у нас кино становится все хуже и хуже. Совсем вырождается… А ведь это, наверное, потому, что в кино делаются такие вот дела.
— Ну конечно.
И Вера подмигнула мне. Дескать, не мешай.
— Оказывается, вот почему в кино такая невыносимая скучища.
— Именно поэтому!
— И если Игорь поможет вывести его на чистую воду, то заодно и фильмы станут получше.
— Ну конечно, Анечка. Именно так и будет — вот увидишь!
И Вера опять подмигнула. Дескать, твоя жена девочка еще молоденькая. И не разубеждай ее. Ты же видишь, как отлично с ней можно ладить.
Они сделали салат, разжарили котлеты и теперь готовили стол. Разговор продолжался. И скоро уже не осталось сомнений, что наше кино здорово шагнет вперед, как только я поймаю Старохатова за руку, — Аня и Вера говорили и об этом совершенно искренне. Даже радостно. Даже немножко взахлеб. Вера (если не считать тех двух подмаргиваний мне) очень серьезно, солидно и как-то даже ласково объясняла моей жене, что Добро должно бороться со Злом, а хорошие люди — с плохими.