Выбрать главу

— Поздравляю.

— Спасибо. В конце концов, я человек, хорошо в жизни потрудившийся. И чего-то стоящий. И на подходе к шестидесяти годам желаю жить спокойно.

Потом долго говорил собеседник Старохатова. Жаловался на кого-то из своих учеников. Слезно жаловался:

— (?..?..?..)

— Дам тебе на будущее совет, — сказал Старохатов. — Я в таких случаях имею в запасе ход конем.

— (?)

— В этом году, например, я принял одного подсадного. Нет-нет, не шептуна, я стукачей не терплю… Я принял в Мастерскую одного явно бездарного — маленький, плюгавенький человечек с очень подходящей фамилией Тузиков. Кажется, он оленевод, не то манси, не то ханты. Что-то в этом роде… Я принял его с тем, чтобы в середине учебы выгнать за творческую неспособность.

— Но зачем?

— А затем, чтобы не появился такой хам, какой появился у тебя.

— Не понимаю.

— Вот слушай. Как только у меня прорежется новоявленный гений и как только этот Ван Гог начнет орать про великое искусство и валить буфетчиц прямо в буфете, я его тут же спишу вместе с недоделанным оленеводом. Вдвоем их выгнать проще простого. Особенно когда один откровенно бездарный.

— Любопытно…

— Опыт, мой дорогой. Это и называется — опыт… Имея на руках такого оленевода, я совершенно спокоен.

— А мне? Что делать теперь мне?

— Не знаю, мой дорогой. Теперь уж нянькайся с ним. Выгнать будет трудно: если его отчислить именно за «гениальные» выходки, обязательно кто-нибудь вступится. И именитые. И любой демагог…

Они обменивались опытом.

Вера вошла к нему — она показала приготовленное расписание на следующий месяц. Спросила:

— Можно вывешивать, Павел Леонидович?

— Конечно, Вера Сергеевна… Конечно! — И Старохатов улыбнулся ей, на секунду оторвавшись от телефонной трубки.

Вера отправилась с огромным белым листом в коридор. Ей и в голову не пришло отнести первую половину услышанного на свой счет. Более того: она подумала, что бывают же такие глупенькие женщины, которые только поддакивают Павлу Леонидовичу и мнения собственного совсем не имеют.

* * *

Второй услышанный разговор она тоже не отнесла куда надо. И, вероятно, десяток разговоров еще. А они были, эти разговоры, потому что Старохатов мало заботился, слышат его со стороны или не слышат. Такой уж был человек. С размахом. А комнаты как-никак были рядом.

— Приезжайте, — услышала Вера во второй раз. — Приезжайте, — приглашал кого-то Старохатов по телефону. — Цветы?.. Не надо, это лишнее.

— (?..)

— Нет-нет, никаких цветов. А то вы ее разбалуете… Лучше скажите ей два-три слова про искусство. Она будет на седьмом небе… Мне иногда кажется, что она конспектирует всю ту чушь, которую мы молотим.

— (?..)

— Ха-ха-ха-ха… Нет-нет, я думаю, она попросту хочет сохранить наши слова для потомков. А может быть, надеется продать мемуаристам.

Старохатов шутил и смеялся. Вера сидела в соседней комнате и не догадывалась, о ком речь. Такая вот пелена в глазах, и это бывает, со всяким бывает. У Веры уже сложился некий образ — образ женщины, знакомой Старохатова, которая обитает где-то здесь же, в Доме кино, которая наивна, глупа, влюблена в слово «искусство», и Вера иной раз гадала — интересно, кто же это?..

Почти год понадобился, чтобы Вера прозрела и упала с облаков. И опять это был телефонный разговор Старохатова. Может быть, сотый, если считать: количество перешло в качество.

— Я собираюсь от нее избавиться, — откровенничал Старохатов с кем-то.

— Почему?

— Уже пора…

Разговор был чрезвычайно короткий — обрывок разговора, залетевший каким-то образом в ухо. Вера даже не входила в свою комнату. Она попросту шла мимо. И услышала. И чем короче была вспышка, тем рельефнее и резче увиделись все предметы вокруг — как в грозу ночью.

— Ты же меня знаешь, — говорил Старохатов, — я не могу себя переделать. Человек мне нравится — приятен — симпатичен, а потом раз — и надоел!

— (?..)

— Поверь: я стараюсь терпеть, но я уже не в силах ее слушать… Она глупа. Она непроходимо глупа.

— И все же тебе придется ее терпеть (?..).

— Ничуть не бывало. Очень скоро от нее избавлюсь.

— Каким образом?

— У нее наклевывается роман со слушателем. Как только у них зайдет далеко, я ее прогоню. Нет-нет, разумеется, без шума. Боже избави… Тактично и тихо.