Девушка лежала на полу, ровненько, будто очень старалась и после смерти выглядеть аккуратно. Им повезло: приехали бы они парой недель позже уже «на запах», аккуратненьким бы уже ничего не показалось, как убитая ни лежала бы. Тело нашла подружка покойной, у нее были ключи, и после того как Таня пропала, подружка позволяла себе иногда водить в «ничейную» квартиру кавалеров. И сегодня в обеденный перерыв она пришла с «поклонником», как она выразилась, размазывая по круглому добродушному лицу дешевую тушь.
— Да кто же ее так, а? За что? — плакала подружка в прихожей. — Она ж добрейшая была — даже бездомных кошек на улице подбирала, в питомник устраивала…
Андрей кинул взгляд на поклонника — пухлого парнишку с ямочками на щеках, находящегося, похоже, в полной прострации. И с трудом удержался от мужского сочувственного кивка: вряд ли у парня будет в ближайшее время настроение заняться спонтанным сексом с — Андрей проверил по документам — Людой Киселевой, кассиршей супермаркета «Копейка».
— Можно уже? — нетерпеливо топтался на месте молоденький, незнакомый эксперт, но Андрей отрицательно покачал головой и еще раз присел на корточки над трупом.
Белым, особенно на фоне темного покрывала. Крупная девушка, на первый взгляд на теле почти никаких повреждений. Несколько старых порезов на ногах — но Андрей был почти на сто процентов уверен в их происхождении: у самого имелись такие на морде. Тупая бритва, быстрая попытка навести красоту. Незначительный синяк на щиколотке. И, главное — на шее ровная синяя линия. Странгуляционная асфиксия, и к Павлу-патологоанатому не ходи.
— Какой-нибудь крепкий шнурок, — подтвердил его мысль эксперт. — Знаешь, как в Турции — «милость султана».
— Что? — поднял на него непонимающий взгляд Андрей.
— Э… — застеснялся эксперт. — Ну, это казнь, которая применялась к лицам благородного происхождения. Султан присылал провинившемуся шелковый шнурок, которым впоследствии его и душили.
— Да вы, батенька, романтик, — холодно сказал Андрей.
— Семин, Александр, — представился эксперт.
— Яковлев, Андрей. — Они пожали друг другу руки в латексных перчатках.
— Но дело-то странное! — чуть смущенно оправдывался Семин. — И рисунки еще эти! М-да, рисунки.
Андрей перевел мрачный взгляд на руки, сложенные на груди: одна из них придерживала страницу плотной бумаги с неровными краями. Такие бывают, если листок сложить и потом не разрезать, а разорвать по месту сгиба. Или разрезать, но только, например, костяным ножом для писем.
На рисунке, вольготно закинув обе руки за голову, сидела, чуть изогнувшись, обнаженная девушка. Но имелась и еще одна рука… И эта, третья уже рука, безвольно лежала у нее на коленях, ладонью вверх. «Прям многорукий Шива», — подумал Андрей. Листок, как и в прошлые разы, весь в темных пятнах, будто захватанный, но он был уверен: это старье или подделка под старье. А нарисовано красиво. Насколько он, Андрей, мог судить.
«Показать бы его Маше, — промелькнула в голове мысль. — Она-то точно в этом понимает». Андрей вздохнул. С того дня, как на него нарычала Наталья, он больше не приходил. Маша тоже ему не звонила. И не понять было: то ли она все еще в депрессии, то ли согласна с родительницей (а что у него с Машей и правда общего-то, кроме маньяков?) и не хочет больше его, вахлака, слышать и видеть. «Я просто узнаю, все ли с ней в порядке, — сказал себе Андрей, пряча в прозрачную папочку рисунок. — Узнаю и — все».
А пальцы уже быстро (только бы не дать себе задуматься и — передумать!) нажимали на кнопку «вызов», и он с силой прижал телефон к уху.
— Привет, — сказала Маша, и голос у нее был такой же безжизненный, как и раньше.
— Привет, — бодро ответил Андрей и сглотнул: так ему захотелось ее увидеть, прижать к себе, погладить по голове. — Ты как? — спросил он, потому что она молчала.
— Нормально.
— Что делаешь?
— Готовлю себе обед.