Рорк вышел из машины. Он не раз смотрел в лицо смерти и убивал сам – как сгоряча, так и хладнокровно. Но никогда в жизни не испытывал большего страха, чем сейчас. Он боялся постучать в ярко-синюю дверь старого каменного дома.
Он миновал белые ворота, прошел по дорожке между клумбами, поднялся на невысокое крыльцо и постучал в синюю дверь.
Дверь открылась, на пороге стояла женщина. Женщина с лицом его матери. Правда, постаревшим на тридцать лет. Но ее волосы были золотисто-рыжими, глаза зелеными, а кожа – бело-розовой.
Ростом она была ему по плечо, и от этого у Рорка почему-то сжалось сердце.
Одета она была скромно, но со вкусом: синие брюки, белая блузка и белые парусиновые туфли на маленьких ногах. Он увидел все разом, вплоть до золотых колечек в ушах, и почувствовал запах ванили, доносившийся с кухни.
Лицо у нее было милое и спокойное. Было видно, что эта женщина никуда не торопится. Она держала в руке белое кухонное полотенце.
Он сказал единственное, что пришло в голову:
– Меня зовут Рорк.
– Я вас узнала. – Говорила она с сильным акцентом западных графств. Женщина перекладывала полотенце из руки в руку и изучала Рорка. А он изучал ее. – Думаю, вам лучше войти.
– Прошу прощения, что потревожил вас.
– Вы хотите сообщить что-то неприятное? – Она отошла в сторону. – Пойдемте на кухню. Чайник еще не успел остыть.
Закрывая дверь, она увидела его элегантную темную машину и подняла бровь.
– Значит, слухи о том, что деньги лезут у вас из ушей, не говоря о прочих частях тела, верны.
В жилах Рорка застыла кровь, но он кивнул. Если они хотят от него денег – что ж, будут им деньги.
– Я хорошо обеспечен.
– То же самое, но другими словами, верно? Все зависит от того, кто это говорит.
Она пошла на кухню, миновав общую гостиную и жилые комнаты, полные свежих цветов. Все в доме было таким же аккуратным, как и сама хозяйка.
За большим кухонным столом могло разместиться человек двенадцать. Судя по огромной плите, громадному холодильнику и длинным полкам цвета сливочного масла, дом не пустовал.
Окна над раковиной смотрели в сад, на поле и холм. На подоконниках красовались горшочки с травами. Кухня была удобная и веселая. Здесь еще витали запахи недавнего завтрака.
– Садитесь, Рорк. Хотите печенья к чаю?
– Нет, спасибо, я сыт.
– А я съем. Нам с вами беречь фигуру не требуется.
Женщина занялась чаем, и Рорк подумал, что ему дают время освоиться. Она поставила на стол простой белый чайник, выложила печенье на красивую синюю тарелку.
– Я никогда и не думала, что увижу вас на пороге этого дома. – Когда с делами было покончено, она села и взяла печенье. – Зачем вы приехали?
– Я думал… я чувствовал… ну… – Он сделал глоток. Видимо, времени, отпущенного на то, чтобы прийти в себя, оказалось недостаточно. – Я узнал о вас… о Сиобан… всего несколько дней назад.
Она выгнула бровь.
– И что вы узнали?
– Что вы… она… существовала. Мне говорили, и я верил этому, что моя мать… женщина, которую я считал матерью, ушла. Оставила меня, когда я был ребенком.
– В самом деле?
– Мэм…
– Меня зовут Синеад. Синеад Лэнниган.
– Миссис Лэнниган, я никогда не слышал имени Сиобан Броди. Я думал, что мою мать звали Мег. Я помню об этой женщине только то, что у нее была тяжелая рука и что она ушла, оставив меня с ним.
– Твоя мать… твоя настоящая мать не оставила бы тебя до последнего вздоха.
«Значит, она все знает, – подумал Рорк. – Знает и то, что ее сестра давно мертва».
– Теперь мне это известно. Он убил ее. Не знаю, что вам сказать.
Она осторожно поставила чашку.
– Рассказывайте, что вы знаете. Долго я этого ждала.
Рорк говорил, а она сидела молча и наблюдала за ним. Когда он рассказал все, что знал, Синеад встала, наполнила чайник и поставила его на плиту.
– Я знала. Знала все эти годы. Конечно, мы не смогли бы ничего доказать. Полиции не было до этого дела. Сиобан была для них еще одной девушкой, сбившейся с пути.
– Он подкупил нескольких полицейских. И одного-двух лжесвидетелей. Вы ничего не доказали бы.
Синеад только вздохнула и отвернулась.
– Сначала мы пытались найти тебя. Ради нее, Сиобан. Мой брат чуть не погиб при этом. В Дублине его избили до полусмерти и бросили в переулке. У него были жена и сын. Это причинило нам такую боль, что мы опустили руки. Прости.
Рорк долго смотрел на женщину, а потом глухо сказал:
– Мой отец убил ее.
– Да. – Из глаз Синеад потекли слезы. – Я надеюсь, что этот сын потаскухи горит в аду. И не прошу за это прощения у господа. – Она тщательно сложила полотенце и снова села за стол.