10. Звездочеты
– Ну, что скажешь? – Гай растерянно подергал себя за кончик носа. – Мне лично становится как-то не по себе. Но ведь она справится?
– Кто она? – спросил Никон.
– Не паникуй, – сказал Винсент. – Все не так уж плохо. У нас появился второй балансир. Может сказать, появился треугольник. Давай посмотрим, что с Виктором, а там решим, что дальше делать. Хотя… возможно, Никон, ты прав, и мы открыли ящик Пандоры.
– Она нас даже не предупредила!
– А ты хоть раз получал от нее телеграмму?
11. Чип
Я возвращался из библиотеки, и, конечно, у меня было хорошее настроение, потому что прочитанное пробудило воспоминания, и они унесли меня далеко-далеко от нефтеналивной системы Нижневартовска. В библиотеке просматривал записи Сергея, переданные мне после его исчезновения. Я уже подходил к общежитию, когда дверь с шумом распахнулась, и на улицу вывалились двое рабочих, волоча по земле гитару. Нет, это была чужая гитара, но смотреть было больно. Рабочие были пьяны, и я вспомнил, что сейчас там все пьяны, что кругом грязь, и стало совсем противно. Оттягивая время, зашел в уборную. Постоял над дырой, думая не о цветах, а потом все равно направился в общежитие.
Из дверей тянуло перегаром. По полу была размазана грязь. Валялись окурки. Минуя бак с питьевой водой, переступил через лужу. Видно, кто-то забыл завинтить кран или опрокинул ведро с помоями.
Толкнул дверь в комнату и опешил от неожиданности: на восемь коек… раз, два, три… десять! мужиков. На последней кровати, у стены, «вольтом» лежали Ильич и Доронин. Рядом с ними Корочкин сидел в ногах у того, кто спал на моей постели. Причем спал, подлец, во всей одежде, которая, без сомнения, была не чище пола. Корочкин и Доронин общались, едва ворочая языками, остальные не подавали признаков жизни.
«Придется сходить на Обь. Подышать свежим воздухом. Часиков до десяти, – подумал я. – Не проспится, придется поднять. А завтра надо начинать действовать. Уж лучше комары, чем пьяные. Если сам не пьяный. А мне нельзя. Да и толку-то? От местной «паленки» голова будет раскалываться, а удовольствия – ноль!..»
На Оби, здесь, внизу, куда три года назад ходили купаться, картина теперь другая. Берега вроде бы те же, с нависшими над водой слоями торфа, но… гораздо ближе к забору базы перекочевал край обрыва под воздействием вешних вод… И выглядят они хуже… безобразнее, что ли?.. Хотя… и плоты понагнали, как тогда, но… и размером они поменьше… и порядка в связках нет никакого… Прохладно… брр!.. Ветер… холодный, резкий… студит голову, руки… Небо хмурится. Напоминает мятую промокательную бумагу, которую поливали серной кислотой в школьном химическом кабинете. Только справа, у горизонта, еще светло, и лучи заходящего солнца добавляют розоватые пятна в серый перламутр облаков. Ночи не будет, а будет такая вот размазанность, до утра…
Из города доносится музыка. Весь день повсюду гремит «попса». Кажется, сегодня выборы…
В библиотеке сидел один – на пару с библиотекаршей. Кому сейчас нужны книги? Книги – не водка. Книги не нужны никому.
Открыл дневник Сергея, перечитал заинтриговавший меня эпизод:
«…Лежу и смотрю в потолок. Думаю: вот, прочел книгу. Пережил, насколько мог, насколько способен был пережить, и что? Она уйдет? Растворится? А я останусь… Невыносимо!..
Вчера перед сном очень странно болела голова. Да что там странно! – болела самым кошмарным образом. Вынужден был подняться и пройтись. Мозги пекло так, словно туда залили кипятку. Оч-чень неприятное чувство!..
Главный нейрохирург практически постоянно «под градусом». Даже в операционке. Уникальные руки, видите ли! Как из железа. Никогда не трясутся. Говорят, такие, как он, рождаются раз в столетие – специально для того, чтобы оперировать мозг.
«Попробуем обойтись без скальпеля», – сказал вчера, просмотрев результаты пункции. Заглянул ко мне после обеда. Я не успел убрать со стола книгу, и речь зашла об Илиаде.
«Заметили? – сказал нейрохирург. – Персонажи Гомера никогда не присаживаются для того, чтобы поразмыслить, что им делать? Ими управляют боги. Боги заменяют грекам сознание. Дело в маленькой детали, которой у греков не было. Этот маленький, органический, с позволения сказать, «чип» возник в мозгу где-то на рубеже пятнадцатого-шестнадцатого веков. Впрочем, в датировках исследователи сильно расходятся. Так вот, этот «чип» контролирует с тех пор осознание. Но встречаются люди, у которых его нет. Совсем как у древних греков. Вы, к примеру – именно такой человек…»