— Идти! съ удивленіемъ спросилъ Эдуардъ: — но куда же?
Кожаный-Чулокъ отвернулся, не отвѣчая, поднялъ съ земли большой узелъ и осторожно взбросилъ его на плечо.
— Вы хотите идти? сказала Елисавета, быстро подойдя къ Натти. — Вамъ болѣе не слѣдуетъ рисковать въ глубокіе лѣса — это положительно неблагоразумно. У него въ мысляхъ вѣрно идти на дальнюю охоту.
— Жена права, Натти, сказалъ Эдуардъ: вѣдь вамъ нѣтъ надобности подвергаться утомленію. Бросьте вашъ узелъ и охотьтесь въ нашемъ сосѣдствѣ, если не можете спокойно оставаться дома.
— Утомленію? съ улыбкой возразилъ Натти. — Это удовольствіе блуждать по лѣсамъ, и даже лучшее, какимъ только я могу пользоваться на землѣ.
— Нѣтъ, вамъ уже нельзя совершать такія дальнія путешествія, сказала Елисавета настоятельно, тронувъ своею нѣжною рукою узелъ Натти. — Онъ хочетъ идти далеко, потому что я чувствую его походный скарбъ и запасную пороховницу. Онъ не долженъ уйти, Оливеръ! Мы должны удержать его! Вспомни только, какъ скоро умеръ отъ этого Чингахгокъ.
— Я зналъ очень хорошо, какъ тяжело разставаться, дѣти мои, сказалъ Натти, качая головой, потому и хотѣлъ, взглянуть только еще разъ на эти гробницы и затѣмъ потихоньку уйти. Я думалъ, что вы не осудите этого, ибо сердце мое остается близъ васъ, хотя бы старое тѣло и блуждало по пустынѣ.
— Но куда же ты собственно хочешь идти? спросилъ Оливеръ, глубоко тронутый.
Старый охотникъ довѣрчиво приблизился и сказалъ:
— Видишь, мой другъ, я слышалъ, что y большихъ озеръ на той сторонѣ есть лучшая охота и что тамъ можно блуждать долгое время, не встрѣтивъ ни одного бѣлаго. Мнѣ уже довольно этой жизни на открытыхъ мѣстахъ, и хотя я глубоко привязанъ къ вамъ, но все-таки меня что-то влечетъ въ лѣса.
— Но развѣ здѣсь не довольно лѣса? спросила Елисавета: — развѣ эти безконечныя рощи не лѣса?
— Ахъ, дитя мое, немного лѣса ничего не значить для человѣка, привыкшаго съ раннихъ лѣтъ къ пустынѣ. Какъ я могу назвать лѣсами нѣсколько деревъ. Хорошъ лѣсъ, гдѣ я каждый день выхожу на новыя поляны. Нѣтъ, я болѣе не могу выдержать съ тѣхъ поръ, какъ потерялъ моего вѣрнаго товарища Чингахгока.
— Все это такъ внезапно, сказала Елисавета съ чувствомъ. — Я думала, что вы навсегда будете жить съ нами и здѣсь умрете. Мы построимъ вамъ хижину, гдѣ вы пожелаете, но не слишкомъ далеко отъ насъ, чтобы мы отъ времени до времени могли видѣть, не терпите ли вы въ чемъ нужды.
— Не заботьтесь обо мнѣ, дѣти! возразилъ Натти. — Я въ рукахъ Бога, который все приводить къ благополучному окончанію. Меня трогаетъ ваше доброе намѣреніе, но нашъ образъ мыслей не сходится. Я люблю лѣса, вы же находите удовольствіе въ обществѣ людей. Каждое созданіе Божіе имѣетъ свое назначеніе, и я созданъ для пустыни. Если вы меня любите, то пустите меня туда, куда влечетъ мое сердце.
Послѣ этихъ словъ молодые люди оставили всякую попытку удержать Натти. Елисавета плакала, a Оливеръ вынулъ свой бумажникъ и, взявъ изъ него пачку банковыхъ билетовъ, подалъ ее охотнику.
— Хорошо, сказалъ онъ, такъ возьмите по крайней мѣрѣ это на дорогу и спрячьте хорошенько: въ часъ нужды это можетъ оказать вамъ хорошую услугу.
Натти взялъ билеты и сталъ разсматривать ихъ съ любопытствомъ.
— Такъ это обращики новомодныхъ денегъ, которыя дѣлаютъ теперь въ государствѣ? сказалъ онъ. — Это можетъ быть хорошо для того, кто умѣетъ читать, но не для меня. Возьмите это назадъ, мой другъ, потому что мнѣ это не можетъ быть полезнымъ. Я купилъ y француза большой запасъ пороха, a свинца я достану вездѣ. Впрочемъ, мнѣ не нужно ничего, кромѣ пыжей, a для нихъ я взялъ дикой кожи. Елисавета, дайте мнѣ поцѣловать васъ въ щеку и прощайте. Да будетъ надъ вами благословеніе Божіе!
— Натти, еще разъ прошу васъ, останьтесь y насъ! воскликнула Елисавета, глубоко тронутая: — Не уходите! Останьтесь хоть для меня! Судьба ваша будетъ для меня вѣчной и непрестанной заботой, и въ страшныхъ снахъ я всегда буду видѣть васъ въ борьбѣ съ опасными звѣрями, которыми вы будете умерщвляемы и раздираемы. Останьтесь Натти, если не для себя, то хоть для меня!
— Елисавета! такіе страшные сны не будутъ долго безпокоить васъ, и съ помощію Божіею скоро прекратятся, торжественно возразилъ старый охотникъ: — Положитесь только на Всевышняго и на вашего супруга, милое дитя, и тогда навѣрно мысль о старикѣ, каковъ я, не будетъ такъ болѣзненна. Я буду молиться, чтобъ не забылъ васъ Господь, царствующій какъ въ пустыняхъ, такъ и здѣсь; буду молиться, чтобъ Онъ руководилъ ваши шаги до великаго дня, когда бѣлые и краснокожіе встрѣтятся y его судилища, чтобъ получить справедливыя возмездія и наказанія.