— Значит, вы не одобряете военного положения? — спросил Мейендорф, накладывая себе на тарелку кусок отварного поросенка.
Юний Сергеевич сделал вид, будто разговор не касается его. Но про себя посетовал, что Райниса теперь тоже повесили ему на шею. С запоздалым раскаянием вспомнил свою войну с Пашковым. Как бы там ни зоильствовали «фоны», а ведь хороший урок дали тринадцатого, памятный. И если бы губернатор вместо добровольного схимничества повел себя иначе, то ему бы достались все лавры. На какое-то мгновение Волков даже заколебался, не повернуть ли вспять. Но поздно было. По своим каналам он лучше всякого другого знал, что дни губернатора сочтены. В Замке об этом уже говорили, почти не таясь.
— Мало нам, Юний Сергеевич, одного чиновника заменить другим. — Мейендорф, казалось, размышлял о том же. — По-моему, давным-давно пора поселить в Замке генерал-губернатора, — стоял он на своем.
— Не располагаю полномочиями обсуждать, — отстранился Юний Сергеевич и одну за другой выпил две рюмки. Затылок его побагровел, а на лбу выступила испарина. Налив себе еще раз, он направился на другой конец стола чокнуться с новым чиновником при губернаторе:
— Grobheit, — прошипел ему вслед Пильхау. — Хамство.
— А ничего, — весело сверкнул цыганскими глазами молодой адъютант. — Такая нынче эпоха. Вам, барон, — оглянувшись на Мейендорфа, он поднял бокал, — в Петербурге и не то еще встретится.
— Но позвольте, капитан. — Мейендорф поперхнулся от негодования и, разбрызгивая хрен, взмахнул вилкой. — На что вы, собственно, намекаете?
— Намекаю? — изумился адъютант, которому уже море было по колено. — Али вы про Трепова не слыхали, про Дурново? Великая сила грядет, грубая и безжалостная. Ницше читали? — Он круто повернулся на каблуках, так что взметнулся витой шнур аксельбанта, и, танцуя, приблизился к полковнику. — Комиссаржевская, Блок, Станиславский, Врубель! — Он залился пьяным смехом. — Господи, какая чушь! Голая Дункан? К чертям собачьим…
— Flegel, — прошептал утонченный Пильхау. — И этот тоже хам!
— Бросьте, Курт, — отмахнулся Мейендорф. — Может быть, он и прав. Эпоха. Мы зажаты в железный ошейник. С Востока надвигается желтая опасность. С Запада нас подтачивают всевозможные либеральные течения, изнутри мы поражены язвой разбоя. Выхода нет. Предстоит истребительный бой, кровавая мясорубка, в которую затянет всех. Постараемся же выстоять. — Он понизил голос: — Ну, братья-рыцари, будьте здоровы.
Юний Сергеевич был мрачен. Его одолевали дурные предчувствия. Он понял, что свалял дурака. Консерватор хорошо смотрится лишь на либеральном фоне. Когда же остаются одни консерваторы, начинается беспардонная драка вокруг корыта.
Весна, пришедшая на берега Невы, мало что изменила в жизни Петербурга. Парализованная столица по-прежнему корчилась в конвульсиях забастовок. Дымы Путиловского и Обуховского уже не окрашивали закаты в трагические цвета, и небо над рабочими слободками казалось пугающе бледным. Вроде бы мелочь, но ее заметили и даже воспели в декадентском журнале «Весы». Перебои же с электроэнергией и связью стали привычными и на творчество не вдохновляли. Даже ярых славянофилов не восхищала более патриархальная допетровская чистота. Они вдруг прозрели и спохватились, что до Петра не было и города на невских островах.
Барон Мейендорф проявил в столице неуемную энергию. Он побывал в Правительствующем сенате, кабинете его императорского величества, собственной его императорского величества канцелярии и в первую голову министерстве внутренних дел, где был благосклонно принят товарищем министра Дурново. Не миновал он и министерства императорского двора и был обласкан бароном Фредериксом, но наиболее преуспел в великосветских салонах, куда открыла ему дорогу камер-фрейлина Вырубова, большая охотница до копченых угрей и потусторонних экзерсисов.
В ее гостиной его и удостоил беседой великий князь Николай Николаевич. По случаю военных действий главнокомандующий носил полевую летнюю форму. Скромно и значительно блестел на белом кителе орден Святого Георгия. Змий в розовом медальоне, пронзенный доблестным копьем великомученика, мнился в эти суровые дни ожидания азиатским драконом.
Внимательно ознакомившись с кредо балтийского рыцарства, Николай Николаевич задумчиво поскреб макушку:
— С военным положением вы малость перехватили. Войну мы на сыпинтайских позициях ведем, а не в своих губерниях. Но гарнизон маловат, согласен. Придется помочь.